Слабо не влюбиться? - стр. 36
Тёма подступает зловеще близко и, понизив голос, холодно бросает:
– Как скажешь. Без рук, так без рук.
А в следующий миг резко подается вперед и коротким мощным кивком ударяет Демида лбом в переносицу. По заполненному учениками коридору прокатывается шокированное «а-ах», а новенький, пошатнувшись, хватается за нос, из которого багровыми струями хлещет кровь.
– Еще раз ее тронешь, и придется подбирать с пола не только достоинство, но и зубы, – слегка наклонившись к задыхающемуся новенькому, шипит друг.
В ответ мат. Потом угрозы. И снова мат.
Лапин смотрит на Соколова дикими ненавидящими глазами, но при этом продолжает затравленно отступать назад. Ответного удара не последует. Максимум, что может Демид, – это чесать своим грязным языком.
– Закрой рот! – рявкает Тёма, обрывая поток словесного дерьма. – Иначе мое колено передаст привет твоим кишкам.
Пыхтя, Лапин наконец распрямляется и убирает руки от лица. Его нос выглядит ужасно – распух и весь в крови. Наверное, это перелом.
– Ты пожалеешь, гад, – отзывается он тихо.
– И что ты сделаешь? Нажалуешься папочке? – насмешливо интересуется Соколов. – Ну так давай. Думаю, он уже в курсе, что его сын – трусливый гондон.
– Пошел ты! – Демид сплевывает прямо на пол и нетвердым шагом устремляется прочь.
17. Глава 16
– Тём, ну как дела? – после уроков догоняю друга в школьном холле. – К директору не вызывали?
– Пока нет, – он притормаживает, подстраиваясь под темп моих шагов. – Завтра, наверное.
Разумеется, Соколов вмазал Лапину за дело. Но мы оба знаем, что драки вне зависимости от их причин в школе, мягко говоря, не приветствуются. А значит, разборок с администрацией другу не избежать. Вызовут на ковер и будут дрючить: кто, кого, за что, зачем. Может, даже родителей пригласят.
– Слушай, я прям не знаю, что сказать… – заминаюсь. – Спасибо, что вступился. Ты был очень крут.
– Не за что, малая. За тебя любого порву, – парень сдувает со лба пепельную челку и распахивает дверь, пропуская меня вперед.
Выхожу на улицу, и по щекам ласковым дуновением прокатывается теплый сентябрьский ветер. Все-так ранняя осень – квинтэссенция красоты и пленительного изящества природы. Подуставший от изнуряющей августовской жары мир погружается в багряно-красные, желтые и золотые оттенки. Наполняется благородством и поэтическими образами.
Недаром ведь про осень написано столько потрясающих стихотворений. В каждом из них – частичка любви к рыжим листьям, что нарядным ковром устилают землю, к солнцу, которое уже не печет, но все еще греет, и к воздуху, пропахшему теплой сыростью, мелким дождем и, как по мне, пряным латте. Это мой любимый напиток в золотую пору.
– А ты не боишься, что Демид и правда отцу настучит? – оглядываюсь на друга, который тоже увлечен созерцанием осеннего пейзажа.
– Допустим, настучит, – переводит взгляд на меня. – И что дальше? Ну устроит Лапин старший скандал. Ну впаяют мне какое-нибудь наказание. Не смертельно.
– А если исключат? – спрашиваю с опасением.
– Не исключат, – с непоколебимой уверенностью заявляет Артём. – Не переживай, Вась, я тебя тут одну не оставлю.
Черт! Как же приятно ощущать его заботу! Прямо до мурашек приятно!
– Спасибо, Тем, – повторяю снова. – Ты лучший.
Соколов закидывает руку мне на плечо, и мы вместе, не спеша, спускаемся по лестнице. Вжимаюсь носом в его джинсовку и на секунду прикрываю веки от удовольствия. Тёма пахнет тепло, сладковато, а за счет терпких жасминовых ноток еще и очень «плотски».