Слабо не влюбиться? - стр. 37
Почему-то хочется его укусить. Задрать футболку и вонзиться зубами в мягкую кожу чуть ниже ключиц. Знаю, порыв максимально странный, но мои подростковые гормоны, всколыхнувшись, вдруг зажили своей жизнью.
– Ты домой? – губы парня касаются моего виска, и по спине пробегает волна тока.
– Да.
– Давай сначала заскочим в Мак? Перекусим.
– Хорошо, – улыбаюсь и прижимаюсь к нему чуть теснее.
На самом деле я не голодна, но любое времяпровождение в компании Тёмы мне в радость. Даже если просто придется сидеть и наблюдать за тем, как он пожирает гамбургеры.
До ресторана быстрого питания мы доходим за десять минут и, сделав заказ, занимаем уютный столик у окна. Соколов стягивает джинсовую куртку, оставаясь в одной футболке, и хитро мне подмигивает:
– Спорим, я сейчас сделаю нечто такое, отчего твои глаза вылезут из орбит.
– Мои глаза покинут свои орбиты, только если ты прилюдно разденешься, – хихикаю я. – Остальным меня не удивить.
– Точно? – парень подается вперед, и его лицо оказывается совсем близко.
Ох, нет. Я узнаю этот шальной взгляд. В голубых глазах пляшут оголтелые черти, а здравый смысл стремительно покидает чат.
Сейчас Соколов что-то выкинет. Зуб даю.
– Тем, я пошутила. Не надо раздеваться. Моя детская психика такого не выдержит.
– Да, ладно, Солнцева, не боись. Мой контент с пометкой шестнадцать плюс.
С этими словами он выходит из-за стола и, встав напротив меня, задирает футболку до самых ребер.
Я вперяюсь завороженным взглядом в его оголенный живот и пораженно ахаю, прикрыв рот рукой.
Не знаю, что меня больше шокирует: вид обнаженного рельефного пресса, свежая наколка, которая красуется чуть ниже пупка, или тот факт, что Тёмкино тату в точности повторяет картинку, которую я рисовала год назад в его комнате: одуванчик с разлетающимися зонтиками, которые в полете превращаются в две ладошки, держащиеся за мизинчики.
Для меня это изображение – символ нашей дружбы, ведь она началась именно с одуванчиков. Нам с Темой было, кажется, лет по пять. Он спросил, слабо ли мне открыть рот и закрыть глаза. Я, конечно же, повелась на его подначку. Разомкнула губы и тут же закашлялась, потому что засранец запихнул мне в рот белый одуванчик с созревшими семенниками.
Помнится, после этого я накинулась на Соколова с кулаками, а он ржал во весь голос. Я носилась за ним по полю, а, поймав, проделала тот же фокус: до предела набила его рот одуванчиками. Когда конфликт был исчерпан, мы с Темой помирились на мизинчиках, хором повторяя фразу «мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Потом он повалил меня наземь, и мы вместе, хохоча и визжа от радости, катались по траве. Юные, беспечные, счастливые.
– Ты… Ты набил татуировку? – задыхаясь от удивления, спрашиваю я, хотя это в общем-то и так очевидно.
– Ну да. Нравится?
Глаза Соколова сосредоточены на моем лице. Глядят остро и цепко.
– Еще бы! – все еще нахожусь в поиске нужных слов. – Но Тем! Почему ты решил выбрать именно мой рисунок?
– Изначально это был просто тупой спор с Зацепиным на татушку. Думал, наколю какого-нибудь крутого медведя или, скажем, кинжал. Но, когда дошло до дела, я решил, что набивать нужно что-то значимое… Ну и в голову пришла твоя картинка. Ты ведь ее рисовала с мыслями обо мне, верно?
– Да… Да, – киваю я, разглядывая детали своего же творения на смуглой коже друга. – Это вроде как про нас. Про нашу дружбу…