Сказки печали и радости - стр. 14
– Все может быть, – вслух ответила Василиса.
Третьей странностью стало место встречи Финистова и Марии Купцовой. В клинике имелась комната, разделенная надвое стеклянной звуконепроницаемой стеной. Почти как в сценах допроса в американских фильмах. В клинике ее использовали для сложных случаев медицинского освидетельствования, когда пациент нервно реагировал на толпу врачей, а вынести диагноз требовалось коллективно.
Почему они выбрали эту комнату для сегодняшней встречи, осталось для Василисы загадкой. С нарастающим беспокойством, зудом пробирающимся под кожу, она наблюдала за Марией. Девчушка сидела на стуле с высокой спинкой. На ее запястьях поблескивали металлические браслеты – меры безопасности, о которых предупредил Сергей. Он настороженным волком застыл у дверей, пустив вперед Финистова. Василиса невольно шагнула вперед, подошла вплотную к стеклу и замерла. Главврач за ее спиной кашлянул.
– Все под контролем, – зачем-то повторил он ей то, что сказал Финистову. – Сергей в любой момент вмешается. Купцову перед встречей еще раз обыскали. Все максимально прозрачно.
«Как мутная вода», – хотела добавить Василиса, но промолчала. Она нажала на кнопку, включающую передачу звука с той стороны стекла, но вместо слов раздалось шипение.
– Черт, аппаратуру заглючило. – Главврач высунулся в коридор и крикнул: – Наладчика нам сюда, быстро!
Он наугад принялся тыкать по клавишам, но Василиса его уже не замечала. Всем ее вниманием завладела эта странная пара: Купцова и Финистов. Вместе они смотрелись на удивление гармонично, было в них что-то неуловимо общее. Как в паре, которая прожила вместе много лет. Сейчас, когда их разделяло всего несколько шагов, это особенно бросалось в глаза.
Финистов что-то сказал (колонки выплюнули новую порцию шипения вместо слов), и Мария улыбнулась. Слабо, неуверенно, измученно. Тоже что-то ответила и совершенно неожиданно, без перехода, заплакала. Сердце Василисы кольнула жалость. В фигурке Марии, в том, как она сжалась на стуле, читалась откровенная боль. Она обжигала даже сквозь стекло, а уж вблизи наверняка ощущалась еще сильнее.
Финистов, поколебавшись, шагнул к Марии. Сергей дернулся, но остался у двери: певец остановил его царственным взмахом руки. Василиса затаила дыхание. Казалось, ей вот-вот откроется что-то важное, какая-то все время ускользающая истина. Обрывки снов закружились в голове, перед глазами запрыгали цветные пятна, и она сняла очки. Рука, сжимающая дужки, задрожала. Без очков картинка стала более размытой, но Василисе и не хотелось видеть этот мир четко. Ее взгляд искал что-то иное…
Больше сердцем, чем душой, она увидела, как Финистов опустился перед стулом на колено и запрокинул голову. Он завороженно, потрясенно разглядывал плачущую Марию, а затем осторожно указательным пальцем стер слезинки с ее щек. И тут случилась четвертая, последняя странность: стекло перед Василисой треснуло и осыпалось. Парочка, выглядевшая влюбленной, одновременно обернулась. Затуманенный взгляд Финистова стал проясняться.
– Нет-нет-нет, – в отчаянии прошептала Мария и потянулась к нему. – Проснись. Прошу, увидь меня!
Можно сказать, что пришло время пятой странности, но, если смотреть трезво, то была не странность, а закономерный итог. По комнате разнесся полный боли мужской крик. Финистов сложился пополам, правой рукой прикрывая глаз. Меж пальцев его сочилась кровь.