Седьмое небо - стр. 25

– Пока – ничего, товарищ Сталин. Её предстоит осваивать, чтобы летать, как летает он. Самолет, явно, приспособлен для боя отличным летчиком-истребителем. По техническим деталям сказать ничего не могу. Пересадка на него не вызвала никаких сложностей. По обычному управлению – он не отличается от самолета «МиГ-9» первой серии. Но проделанные Андреем маневры показывают, что предстоит еще много работать, чтобы так использовать заложенные в него преимущества, как это делает Андрей. Извините, лейтенант Старшинов.

– Давайте пройдем в мой кабинет. – предложил Сталин, повернулся и двинулся на выход из кинозала. Никаких дополнительных указаний не последовало, все присутствующие пошли за коренастой фигурой «вождя».

В кабинете мне отвели место напротив Микояна, не к добру это! Плюс не знал я: кем был этот генерал-лейтенант с каменным лицом, наверняка, ведь, большой начальник. Военных Сталин посадил чуть дальше, и разговор пошел о том, какие технические новшества позволили резко увеличить маневренность машины. В основном, Сталин допрашивал Ромодина, не Микояна. Последний, в основном, отвечал на вопросы, касающиеся организации производства и наращивания количественных показателей по выпуску машины.

– Да, товарищ Сталин, нами было установлено, без потери самолета, что на высотах выше 11000 метров происходит остановка двигателя из-за применения 57 и 37 миллиметрового орудия, из-за помпажа двигателя пороховыми газами. Предыдущие испытания не выявили этого недостатка, так как стреляли под другим углом к горизонту.

– А кто дал команду изменить угол?

– Андрей Васильевич, который высказал предположение, что при уменьшении подпора, при положительных углах атаки, это обязательно случится. Мы подготовили машину к повторным пускам двигателей, и убедились, что действительно, при стрельбе снизу-вверх в обоих двигателях происходит срыв факела. Это ведет к чрезвычайной ситуации в воздухе.

– А вам откуда это было известно? – спросил Иосиф Виссарионович, посмотрев на меня.

– Разбор двух летных происшествий в 117-м ЗАПе.

– Летные происшествия тоже приносят пользу? – усмехнулся Сталин.

– Сами по себе – нет, это неприятное явление, а вот корректный разбор, без огульного обвинения летного состава, он позволяет установить причину. К сожалению, чаще всего, разборы делаются людьми, которые стремятся переложить ответственность с больной головы на здоровую. Технической грамотности в полках не хватает. До войны существовала независимая комиссия, сейчас она прекратила свою работу.

– Товарищ Хруничев, в ваш огород камешек.

– Это не мое постановление. – буркнул человек с каменным лицом. Он, оказывается, министр МАПа.

– Да, отменили МАК не вы, но и не возобновили его работу.

– Бюджет не позволяет держать такую кучу специалистов фактически без работы.

– А Вы как считаете, лейтенант?

– Сэкономим больше, если будем корректно проводить расследование каждого инцидента. Кстати, у нас до сих пор обучают стрельбе по воздушной цели используя конус в качестве мишени. Мы наступали на Приморском участке, в составе первого Прибалтийского, и стояли в Грайфсвальде, там находилось крупнейшее училище Люфтваффе. Немцы для обучения стрельбе использовали самолет-мишень «Fi-157», радиоуправляемую, и полигон был оборудован соответствующими радиостанциями и средствами наблюдения. У нас такого до сих пор нет. Я в то время отвечал за ввод летчиков, и попробовал эти самолетики, и сам, и молодежь на них погонял. Там можно стрелять под любым углом, а у нас наиболее часто используемые в бою курсовые углы закрыты самолетом-буксировщиком, и мишень не уклоняется от атакующего. Мы поднимали этот вопрос еще в сорок пятом, но самолеты-мишени так и не появились.