Саван алой розы - стр. 36
Он как будто и не заострил. Поблагодарил ее за письма, мельком их проглядывая, и только теперь Саша заинтересовалась, для чего им нужны образцы маминого почерка.
— Неужели господин Кошкин сомневается, что эту… надпись на стене сделала мама? — догадалась она.
Тот пожал плечами, не став лукавить:
— Господин Кошкин, кажется, вовсе сомневается, что убийство совершил садовник.
— И он прав, это действительно сделал не Ганс! Не подумайте, будто я выгораживаю его, но… Ганс просто не мог этого сделать!
— Вы хорошо знаете, должно быть, господина Нурминена?
— Достаточно хорошо… — отозвалась Саша, невольно отведя взгляд. — Я навещала маму на ее даче каждую субботу, а по воскресеньям Ганс отвозил нас в церковь.
Воробьев вдумчиво кивнул, будто все это уже знает, и Саша сообразила, что они с Кошкиным успели допросить Ганса — тот сам им все и рассказал. Сыщик ее догадку подтвердил:
— Да, господин Нурминен говорил об этом. Только он упомянул, что последние, кажется, полгода до своей кончины Алла Яковлевна, ваша матушка, чаще брала извозчика для поездок в церковь.
— Это так, — нехотя признала Саша.
— Алла Яковлевна не говорила с вами о причине? Быть может, она назначала с кем-то встречи после посещения храма и не хотела, чтобы ее садовник знал об этом?
— Нет-нет, дело не в том, что она скрывалась от Ганса… — Саша хмурилась, потому что каким-то невероятным образом виновным снова казался Ганс.
Однако этот сыщик внезапно подошел слишком близко к тому, о чем, она надеялась, догадается Кошкин, прочтя дневники. То, с кем мама встречалась, выйдя из церкви, было ключевым моментом. Только говорить об этом кому-то, кроме Кошкина, наверное, не стоит.
Или стоит…
Саша вновь была полна сомнений, даже, едва ли не впервые, подняла прямой взгляд на Воробьева. Глаза за стеклами очков у него были ясными и мудрыми, понимающими. И все-таки не стоит говорить ему о дневниках — ведь именно в них маминой рукой написано, с кем она встречалась после церкви и для чего. Лидия Гавриловна велела ей довериться Кошкину — не Воробьеву. Так тому и быть. В конце концов, если Кошкин посчитает нужным, то сам поделится с товарищем.
— Матушка не хотела надолго отрывать Ганса от работы в саду… я думаю, в этом все дело, а не в том, что она что-то скрывала от своего садовника, — взяв себя в руки, вполне ровно ответила Саша.
Воробьев, кажется, поверил, кивнул. Но заметил:
— Вы видели господина Нурминена только в роли кучера, и видели весьма редко — когда он правил коляской больше полугода назад. Выходит, вы знаете его немногим лучше, чем, скажем, Юлия Михайловна.
Это было правдой. Последние месяцы до маминой смерти Саша уж точно видела его только издали в саду.
— И все же я будто сердцем его знаю, — призналась она на удивление легко. — И мое сердце говорит, что Ганс не мог причинить никому зла. Тем более маме.
Саша запоздало отругала себя за неуместную откровенность и прикусила губу. Украдкой посмотрела на Воробьева — что тот скажет?
А тот вздохнул, как-то тяжело. Будто и впрямь понял ее.
— Сердцу не всегда стоит доверять, Александра Васильевна. Не все люди честны и бесхитростны: некоторые, почуяв слабость, нарочно пробираются в сердце из своих соображений, а потом причиняют боль.
— Конечно, я понимаю, что верить можно не всем… — спохватилась Саша, поняв, что слишком долго на него смотрит. — Но Гансу я верю. И думаю, что знаю его достаточно, чтобы верить, — в глубине коридора уже послышались шаги, а потому Саша понизила голос до шепота и торопливо договорила: — Помогите ему, Кирилл Андреевич… Богом молю, помогите!