Рыжая - стр. 17
Я приезжала туда не единожды, но так и не осмелилась войти в дом. Подобное вторжение было бы слишком грубым. Я боялась, что меня вышвырнут оттуда за шкирку, как какую-то нищенку, или, чего доброго, отведут в полицию или позвонят маме. Моя операция была крайне секретной. Для начала я просто наблюдала.
Но отец, если мама не ошиблась с адресом, и это был действительно он, практически не расхаживал по улице, как другие жители района. Потому не было возможности подкараулить его утром, но вечером, когда я нервно поглядывала на старенькие наручные часики, чтобы не пропустить момент возвращения домой до прихода мамы, сразу же выходил из машины и спешил к крыльцу своего особняка.
Однако в моей ясной голове тут же созрел альтернативный план действий. Если я не могу поговорить с отцом, я попробую подобраться к его супруге, той самой женщине, из-за которой мы и вели такую печальную жизнь. Она куда чаще показывалась рядом с домом и, как я успела заметить, периодически отправлялась в неизвестном направлении в гордом одиночестве.
Я должна была ее ненавидеть, ведь это она отняла у мамы ее любовь, ее семью и ее будущее. Красивая, но холодная, словно средневековая королева, она всегда несла себя с особой статью, отчего мое детское воображение тут же наделило ее чертами злой колдуньи из сказки, с помощью магии очаровавшей бедного принца. Но во мне не было ненависти. Я верила, что ее сердце вовсе не так жестоко, как бывает во всех этих легендах, и она способна на щедрость и сострадание.
Она сможет все исправить. Не все, но хоть что-то. Мы с мамой вовсе не претендовали на то, что принадлежит ей, каким бы путем она этого ни добилась. Нам не нужен был ее муж, ее красивый дом и благополучная жизнь. Просто жизнь – прежняя, где были мы с мамой, только мы вдвоем.
К тому же, как заключила я, эта женщина весьма религиозна. Проследив за ней, я вычислила, куда она ездит в одиночестве, – в величественный собор Святого Таинства на Вудверд авеню. Независимо от того, служилась ли там месса или нет, супруга отца приходила туда, садилась поодаль ото всех остальных прихожан и часами сидела, низко опустив голову. Корона из темных, блестящих волос скрывала ее лицо, отчего становилось невозможным разобрать, молиться она или просто погружается глубоко в себя, отрешившись от всего остального мира.
И я подумала, что это место – самое подходящее, чтобы попросить о помощи. Если она ревностная католичка и следует христианским заповедям, то не посмеет отказать мне в доме своего Бога. Мы-то с мамой были предельно далеки от религии, но изредка, по праздникам, посещали методистскую церковь недалеко от дома, куда ходили некоторые наши соседи и знакомые.
Стоило женщине подняться с места, я соскользнула с лавочки, где сидела, любуясь причудливым интерьером, огромными окнами и высокими сводами, и помчалась за ней. Я не могла позволить ей уйти. Мамино письмо было спрятано в карман моей курточки, но я не хотела прибегать к нему без крайней необходимости. Я собиралась просто поговорить.
– Миссис Коэн? – Я догоняю женщину уже на ступеньках и не решаюсь удержать за руку. Вдруг такой обеспеченной особе из высшего общества будет неприятно прикосновение какой-то девчонки. Мы с мамой живем скромно, но не какие-то нищенки. И все же – моя одежда дешевая и простая, что сразу же бросается в глаза.