Рыжая - стр. 16
Я не читаю его, проследив за мамой от дома до работы и обратно, умудрившись чудом избежать неприятностей в школе из-за прогула.
Я не читаю…
Я читаю его.
И оно разбивает мне сердце.
Я замираю, парализованная ужасом, посреди кухонного островка, рядом с кипящим чайником, над паром которого я смогла незаметно вскрыть конверт. Конверт кружится в воздухе и падает к моим босым ступням осенним листком, но я не нагибаюсь, чтобы поднять его. Я не могу пошевелиться. Тело ощущается чужим и далеким. Я выскочила из него. Мою душу выдернули за шкирку, встряхнули и прицепили прищепкой к бельевой веревке во дворике. Она сейчас далеко и не знает, как вернуться обратно. Я хочу обратно. В то мгновение, когда мои глаза пробежались по первым строчкам, и я еще могла остановиться.
«Дорогой Сеймур.
Я не хотела, чтобы до этого дошло, и, честно говоря, моя гордость не позволила бы обратиться к тебе за помощью, но есть вещи важнее гордости.
Она важнее гордости.
Я не говорила тебе о ней, потому что знала, какие у этого будут последствия. Если ты читаешь это, значит, она пришла к тебе. Эта девочка – твоя дочь. Мы прекрасно справлялись сами, чтобы не бросать тень на твое семейное счастье. Счастье так хрупко, а ты не обязан расплачиваться за былые ошибки. Ни ты, ни они.
Но у меня нет другого выхода. Мое состояние ухудшилось, и прогнозы врачей пока не внушают надежды, а я сомневаюсь, что смогу позволить себе консультацию у других специалистов. Я решила предвосхитить события и написать это письмо.
Ты дал мне обещание… одно из, но не будем об этом.
Пожалуйста, позаботься о ней, если меня не станет. Что бы там ни было между мной, тобой и ей, наша дочь невиновата ни в чем из того, что произошло.
Она…»
Я беспокоилась, как бы не испортить конверт, но мои скрючившиеся от нервного спазма пальцы бессовестно комкают бумагу. Я вздрагиваю, осознав, что натворила, и, разложив письмо на кухонной столешнице, принимаюсь неистово давить ладонью на смятые гармошкой углы. Конверт все еще невредим… Мама ничего не заметит. Нужно только аккуратно положить послание, заклеить и спрятать его обратно в комод.
Но я не могу аккуратно положить, заклеить и спрятать обратно свои ужас и потрясение. Я сажусь на пол прямо рядом с комодом и, раскачиваясь из стороны в сторону, натягиваю волосы у корней. Меня совершенно не радует успешный исход моего маленького расследования.
Значит, мама больна… И, конечно, перетряхивая и досматривая наши вещи, я не наткнулась бы на больничные счета или заключения. Она аккуратна. Она не хотела, чтобы я узнала раньше времени. Раньше, чем…
Нет.
Я не позволю ей умереть.
***
У того, что я, по большей части, предоставлена сама себе, масса преимуществ. Я спокойно могу передвигаться от дома до школы и обратно, да и, в принципе, куда хочу под предлогом, например, хозяйственных поручений. Продавец в бакалейной лавке давно ко мне привык и толком не спрашивает, что мне нужно, прекрасно осведомленный о наших с мамой предпочтениях, как и другие, к кому мне приходилось ходить с каким-нибудь поручением. Деловитую рыжую девчонку в окрестностях хорошо знают все.
Но прежде я никогда не была так далеко от дома. Весь мой мир так или иначе был собран в одной точке. Так что неудивительно, что, проделав долгий путь в общественном транспорте, я чуть не прозевала свою остановку, засмотревшись на красивые особняки в респектабельном пригороде. Утопающие в густой, позолоченной осенью растительности, они производили впечатление настоящих сказочных дворцов. А люди! Я просто не могла не пялиться на них, красивых, разряженных, статных, не то что простые работяги в нашем промышленном районе.