Рябиновая долина. Слезы русалки. Книга третья. - стр. 31

Только когда те отошли от дома подальше, Аглая позвала внучку. От бабкиного голоса с Ульянки словно оковы спали.

– Ковшик сжечь потребно. Снеси в баню. Печной жар все сымет. А сама ступай в дом. – Уляна с ковшом метнулась к топившейся бане. А Аглая, совсем по-молодому, легко, спустилась с крыльца и подойдя к мастерской отца, позвала: – Акинфий!!! – Тот выглянул, не смея ослушаться материнского зова. Голос бабки был суров, когда она спросила: – Что за люди?

Отец пожал плечами.

– Пришлые какие-то, напиться просили…

Аглая тяжело вздохнула, и махнула рукой:

– Ладно… – А потом обратилась к внучке, все еще пеньком стоящей посреди двора: – Кому велено было, ступай в дом!

Улянка послушно посеменила за бабкой в дом. На большом, отдраенном до янтарной желтизны, деревянном столе, и вправду, лежало раскатанное тесто. Аглая смерила притихшую Ульяну с ног до головы, и мягко, с легкой насмешкой, спросила:

– Небось, опять на реку бегала? Наговор проверяла? Рубашонка-то вон, по сию пору еще не высохла…

Девочка соврать не рискнула, да и ни к чему ей было перед бабкой таиться. Та и безо всяких слов все понимала. Кивнула головой, мол, так и есть, бегала. Аглая усмехнулась:

– Это хорошо, что науку мою постигаешь. В жизни все пригодится… – Голос ее, вдруг, посуровел: – Что почуяла?

Ульяна подняла на бабку глаза:

– Почуяла, бабаня… Люди эти недобрые.

Аглая тяжело опустилась на скамью, и, опять, тяжело вздохнув, пробормотала:

– Ох, и я чую … – А потом, с каким-то отчаяньем произнесла: -Да когда же эти… нас в покое-то оставят уже?!

Улька даже глаза вытаращила. Сроду не видала она, чтобы бабаня в обреченность впадала, а тут, на тебе! У нее, как и давеча, опять затрепыхалось сердчишко. Она сделала несколько маленьких шажочков к сидящей женщине, и присев перед ней на корточки, спросила:

– Бабаня… А кто они такие-то?

Аглая посмотрела на девочку тоскливым взглядом, и проговорила, словно жалуясь:

– Чую я… Близится время. Тебе знать следует об этих супостатах. Зовутся они Радетели. Воинство их без счета. Берегись их, детынька. Помни, чьего ты роду-племени, и не поддавайся на их посулы и обещания. Наш Род испокон веку за правду да за Свет борется. Наказы Предков не забывает. Потому мы в эту глушь от гонений их и спрятались. Да, видать, и здесь они нас нашли… – Аглая замолчала, гладя внучку по рыжим волосам, а, через мгновение, решительно проговорила: – Ты, вот что… Собери еды маленько, да брата сыщи. Ступайте на дальнюю заимку. Травы будешь собирать. Я тебе накажу, какие. А Тимофей пусть тебе помогает. Отсидитесь там несколько дней. Может мне и почудилось… Может, Улюшка, еще и обойдется…

Девочка испуганно смотрела на бабушку. Что-то жуткое, холодное прокралось ей в грудь вместе со словами Аглаи, и свернулось там клубком до поры, до времени. Уля трудно сглотнула, подкативший к горлу горький тугой комок. Спросить бы побольше об этих самых Радетелях, да голос совсем пропал. И она только и могла, что смотреть на бабушку огромными карими глазами полными страха. Аглая грустно усмехнулась, и опять погладила внучку по голове, прошептав, неизвестно к кому обращаясь:

– Вылитая мать… – Потом, брови ее сошлись на переносице, и она строго проговорила: – Ну все, будет… Чему быть, того не миновать. Сбирайся… Да брата сыщи! Нечего ему тут болтаться…