Размер шрифта
-
+

Русалочьи сны, или Наречённая плакучей ивы - стр. 25

Лада до сих пор вздрагивала, когда кто-то начинал разговор о смерти. Пока молчишь, ведёшь жизнь, положенную природой, всё в порядке, будто ты надолго уехала из родных мест, и сказке конец. А когда говорят прямо, умерла мол, то чувствуешь, что и сердце давно охладело, и мысли стали другими. О Богдане она давно не вспоминала, он исчез для неё так же безвозвратно, как и отец.

— Ты же слышала, что мы заманиваем мужчин на погибель?

Лада кивнула: только о том в деревне и говорили. И что полынь надо при себе держать, тогда русалка вреда не причинит, не соблазнит сладкими речами и обманчивыми обещаниями. Лада поймала себя на мысли, что ей совсем не жаль тех, кто увлёкся русалкой.

— Это не из зловредности. Так мы продлеваем себе срок. Хочешь спросить, сколько раз я это делала? — на губах Праскевы заиграла обольстительная улыбка, да и сама она вдруг преобразилась: вспыхнул румянец на бледных впалых щеках, голубые глаза засверкали как два сапфира, зажглись манящим огоньком, противостоять которому даже Лада не могла. Слушала заворожено, дышать бы перестала, если бы ещё дышать могла.

— Ну так я и рассказать тебе хочу, пригодится, поверь. Тут не каждый молодец сгодится, это раз, тебе он должен по сердцу прийтись, а ещё ты должна не просто завлечь его, а возлечь. Понимаешь, о чём я?

И тряхнула тёмными волосами, будто призывая стайку рыб, проплывавших мимо, полюбоваться ими. Мелкие рыбёшки подплыли рядом, и их глаза зажглись жёлтыми огоньками.

— Это мы тоже можем, когда напугать кого хотим. Из шалости. Уйдите!

Праскева хлопнула в ладоши и снова засмеялась. Музыкальный голос, лицо и стать — всё вместе приковывало внимание, заставляло смотреть во все глаза и подчиняться. Лада понимала, что Праскева использует её для чего-то, но сейчас было всё равно, лишь бы смотрела вот так, прищурившись, и гладила по руке с материнской заботой.

— А зачем тогда умирать? Снова? — вымолвила Лада, боясь ослепнуть и оглохнуть раньше, чем получить ответы на вопросы. Ей вдруг почудилось, что за ними кроется гораздо больше, чем обычное магическое знание. Ключ к какой-то сокровенной двери: откроешь — и всё будет.

— Потому что однажды ты от всего этого устанешь, — красота Праскевы померкла, свет, исходящий от русалки, сделался приглушённым, таким, какой обычно поднимается от заброшенных могил в октябрьскую ненастную ночь. — Но пока не устала, владей тем, что в руках держишь!

Праскева подошла ближе и погладила Ладу по щеке. От этого прикосновения холод внутри отступил, не исчез, но сгладился. Будто рукавицы в мороз надела: стужа щиплет за нос, а кончики пальцев покалывают от нежданного тепла. И всё можно перенести, даже зиму, потому что она не вечна. Когда-нибудь придёт весна, обязательно придёт.

— Снег стает, начнёшь тренироваться с другими. Это дело небыстрое — мужчин завлекать, — Праскева поманила Ладу, показывая, что надо возвращаться.

После того разговора Лада будто очнулась от долгого сна. Вернулся интерес к жизни и смутная надежда, совсем как в детстве, когда, стоя в церкви, смотришь на иконы и молишься. Веришь, что там, наверху, за золоченными куполами, за облаками есть кто-то, кто любит тебя. И прощает несмотря ни на что.

2

Весна в тот раз выдалась поздней, но всё же пришёл конец и холодному времени.

Страница 25