Русалочьи сны, или Наречённая плакучей ивы - стр. 24

— Все мы проходим через то, надо понять, что черта между прошлым и настоящим пройдена.

— А русалки умирают? — решилась спросить Лада и тут же пояснила, что спрашивает не из вредной мысли убить себя, а ради любопытства.

— Все умирают. Как перестанем пару искать, то и срок вышел, — загадочно ответила Праскева и отвернулась. Ладе показалось, что она хмурится. Хочет добавить что-то ещё да так и не решилась. Махнула рукой, мол, пора нам.

Лада решила, что непременно спросит у девушек. Не сейчас, а когда время придёт. И пришло оно скорее, чем Лада того ожидала.

4. Глава 4. Искусство завлекать

1

Прошло лето, и наступила зима. Ильмень не сковывало льдом, даже в самые лютые морозы: снежная, тонкая корка покрывала воду у самого берега, чтобы русалкам было чем дышать, так объясняли «сестрицы».

Зимой они не выходили на поверхность, было чем заняться внизу: Лада освоило мастерство расплетания оборванных сеток, из них подводные мастерицы могли делать различные вещи, как бытовые, вроде корзин, так и декоративных куколок, которые по лету дарили потерявшемся в лесу и спасённым от утопления детям.

Лада была удивлена, что нежить оказалась вовсе не такой зловредной, как о ней говорили в деревне. Напротив, русалки были душой озера, следили, чтобы вода была чистой, чтобы оно не превратилось в болото, хранили водоросли, которые укрепляли их потустороннюю силу своим буйным ростом, следили за всеми просьбами, пущенными по воде живыми людьми, разучивали новые песни, которые от лешего приносила Праскева.

А если кто рыбу без дозволения хозяина леса станет портить, да так, на потеху, не ради еды, или скорлупки яиц для смеху в воду бросать или ещё какой мусор оставлять на берегу, то такого нерадивца русалки умели и привлечь к себе. Затуманить разум, а потом и вовсе утопить.

Когда Лада прожила с ними достаточно долго по её меркам, ей даже выделили домик, построенный из крепкого камня и драгоценностей, которые у русалок водились в достатке. Откуда, никто толком не знал или не сказывал, вероятно, места знали, где клады выходят наружу, дядя Митяй им в том охотно помогал. Камни укрепляли проклятую душу, удерживая в истлевшем теле.

Думать о том не хотелось, да и не вызывала привычного при жизни отвращения мысль о тленности смертного тела. И всё же помимо воли Лада начала примечать, как Праскева старится. Не как человек, как нечисть. Всё чаще белели рёбра, просвечивая через белую рубашку, кожа ссыхалась, обтягивая скулы, губы превратились в узкую полоску. Праскева истаивала.

— Я скоро уйду, — сказала она Ладе, подозвав её для беседы. — Но не сейчас. Ты почти готова, чтобы узнать главный секрет.

— Слушаю.

Праскева всё не решалась начать разговор, поглядывала на Ладу, будто раздумывала, стоит ли открыться. И решилась.

— Русалками становятся невенчанные девы, ты знаешь. Те, кто утопился из-за несчастной любви, кто умер накануне венчания с любимым. Так было и со мной, давным-давно, когда люди поклонялись Солнцу. Я дочь колдуна, знаешь, наверное, я умела ворожить, но однажды влюбилась.

Праскева медленно шла по илистой дороге вдали от жилья, чтобы им никто не помешал. Впрочем, «сестрицы» соблюдали приличия: разговоры чужие не слушай, в душу без спросу не лезь, любопытства были лишены напрочь.

— А он не полюбил, боялся до смерти. А когда подженился, я и утопилась с горя, прокляв и его самого, и весь род. Не знаю ничего, сбылось ли моё проклятие, потом это стало вдруг неважно. Он остался жить, а я умерла.