Русалочьи сны, или Наречённая плакучей ивы - стр. 22

— Кто же он? — спросила Лада, потерявшая надежду вернуться. Убежать от этих двоих и думать нечего.

— Леший, местные владения охраняет, за порядком следит, — голосок Глафиры сделался мелодичнее. Она громко крикнула лешему, чья корзина уже опустела. — Ну, мы готовы, дядя Митяй. Пойдём, проводим новенькую до деревни. Пусть сама поглядит.

4

Лада смотрела на дома, заборы и главную дорогу, широким полотном проходящую от одного конца Красных Ветрил до другого, и не узнавала место, в котором провела всю жизнь. Дома были знакомы, вот раскрашенная жёлтой краской калитка соседей, там подальше жёрдочка, на которой сиживал старый петух Ветрогон, прозванный так за свой неугомонный норов, а через дорогу их дом.

Лада осторожно приблизилась к калитке и протянула руку, чтобы толкнуть её. Желала скорее войти в садок, заросший дикими яблонями и сорняком, милый сердцу дом, глядя на который всегда радостно билось сердце, теперь выглядел заброшенным. Покосившееся крыльцо прогнившие ступени, трава, выглядывающая из проёмов забитых досками окон — не жил здесь никто пару лет как точно.

— Погоди, — остановила её Глафа, — туда нельзя без приглашения.

— Отец мой жил здесь.

— Жил, и дом был освящён, нам нельзя туда, пока хозяин не дозволит.

— Верно говорит, — кивнул леший и протяжно вздохнул. На его печаль откликнулся ветер, дунувший Ладе в лицо так яростно, будто желал отогнать от родного порога. — Хозяина давно нет, а дом помнит его. У вещей память лучше, чем у живых, это давно известно.

— А куда делся хозяин? — решилась спросить Лада.

Отдёрнула протянутую было к калитке руку и обернулась на спутников, посмотрела на обоих уже без прежнего страха. Лицо Глафиры было спокойно, как стоячая вода, и так же непроницаемо, а дядя Митяй смотрел с угрюмой жалостью, исподлобья.

— И сколько же дней прошло? Лет?

— Двенадцать, — не выдержала первой Глафира. — Умер твой отец, да и ты умерла. Думаю, обряд закончен, можем возвращаться.

— А остальные тоже?

Имени Богдана Лада произнести не смела с тех пор, как стала нежитью. Да Глафира и без неё догадалась.

— Кто как, — пожала она плечами. — Барин с барыней теперь нечасто здесь проживают, сыновья подрастают, надо в столице крутиться. А остальные разбрелись по свету. Надья в монастырь подалась, как мечтала.

Сказала и скривилась, будто в служении Господу было что-то постыдное.

—Говорила же, не смей думать о том, кому до тебя дела нет, — Глафира почернела лицом и сделалась похожей на обгоревшую деревяшку. По крайней мере, это было первое, что пришло Ладе на ум: она так и выглядела, покуда леший не принёс умирающую к озеру. Пожалел по-своему.

— Ему и ранее до тебя дела не было, иначе бы в омут с головой не кинулась, — проворчала Глафира, вытерев губы рукавом и снова приняв красивый облик.

— Ну, мы тут не затем, чтобы лясы точить впустую. Споры поповским болтунам оставьте, уж они расскажут, как мир устроен, и кого в нём должно быть много, а кого и вовсе не должно, — покачал чернявой, почти цыганской головой леший, и тронул Ладу за рукав. — Таков порядок, милая: новую русалку тянет в те места, которые она оставила при жизни. Нормально то, всех тянуло, а сейчас сама видишь. Этот мир и тот, другой рядом совсем, но не соприкасаются, разве что сама пожелаешь.

— Нас не видит никто?