Руда - стр. 10
Егору же всё было ново. По камешкам, которые Дробинин поднимал с земли, и еще по тому, как он их разглядывал и как отбрасывал в сторону, Егор скоро научился различать пустую породу от руды и от рудных «поводков». Оказывается, первейшая примета медной залежи – сине-зеленые камни. Те обломки, которые Дробинин особенно долго вертел в пальцах, пробовал на зуб, раскалывал на части, непременно имели хоть маленькие синие и зеленые черточки. Такие обломки рудоискатель, рассмотрев, молча совал Власу или Егору. Когда синь начинала попадаться часто, Егор уже знал: будет дневка и шурфовка.
– А у нас на Ляле руда больше колчеданная, а не с синью, – как-то сказал Коптяков.
– Бывает, – согласился Дробинин. – Здесь колчедана нет, здесь медная матка – песочная, а то и вовсе глина. А у вас, за хребтом, матка – твердый камень. Потому и руда у вас жилами залегает, а здесь гнездами.
Помолчав, Дробинин спросил:
– А по травам искать умеешь? Ну-ка, покажи цветок, который медной руды не любит!
Лялинский на ходу сорвал, должно быть наугад, стебель белого клевера.
– Неверно. Белая кашка растет на руде, а вот красной никогда не увидишь. И еще вот эта.
Дробинин показал на ромашку с белыми лепестками и золотисто-желтой серединой:
– Не любит ромашка руды. Медная руда – она ядовитая. На богатых местах и совсем ничего не вырастает. Это тоже помни. Если трава пожухлая и кустов никаких нет, значит, медь неглубоко, тут ищи на камнях лазоревых знаков.
После этого разговора Егор и на цветы стал смотреть по-иному: может, багульник на этой поляне зря разросся, а может, он что-нибудь да означает.
Дробинин привел своих товарищей к песчаному бугру в глухом сосновом лесу.
– Чудская копь, – коротко объяснил он. – Давайте бить шурф, работнички.
Кто на Урале не слыхал сказок о чуди белоглазой? Жили будто бы в незапамятные времена по здешним горам чудины – народ мелкий ростом и своеобычный. Был будто на всех чудинов один топорик, да и тот каменный. Как понадобится чудину топор, выходит он на вершину своей горы и кричит на весь Урал, а ему с другой горы этот топорик и кидают. Когда стали приходить на Урал другие народы, чуди это не понравилось. Забралась она в самые темные леса, построила под землей бревенчатые жилища, там и скрывалась. А когда и в леса пришли чужие люди, чудь подрубила столбы своих подземных домов и сама себя погребла. Егор слыхал и о чудских копях – заброшенных рудниках, мечте всех рудоискателей. Эти копи были всегда на самых богатых медью местах, и руда в них бывала чуть тронута. Вот, к примеру, Гумешки – знаменитые копи недалеко от Екатеринбургской крепости, – они найдены по следам чудских рудокопов. Это всем известно. Но видеть своими глазами чудскую копь не приходилось еще ни Егору, ни Власу Коптякову.
Коптяков оживился необыкновенно, глазки его так и забегали. Он суетливо осмотрел склоны бугра, забрался и на вершину, а спустившись, сказал:
– Кто-то поработал уж, видать. В трех местах копано.
– В трех? – переспросил Дробинин. – Моя работа.
Целый день копали глубокий шурф. Песчаная порода была твердая, слежавшаяся, может быть, за тысячу лет. На глубине в рост человека Егор вывернул кайлом какие-то серо-зеленые ноздреватые кусочки.
– Дядя Андрей! Это что?
Дробинин определил с одного взгляда.