Развод. У тебя есть дочь - стр. 32

— Телочку? — повторяю я.

— Это не мои слова.

— С кем ты связался, Рус? — щурюсь я. — Что это за мразь такая?

Встает и подходит ко мне. Вновь усмехается:

— Подобное к подобному.

— Ну да, логично, — хмыкаю я. — Тут не поспоришь.

— Я отлучусь, — он едва заметно прищуривается. — Невежливо игнорировать приглашение побеседовать с серьезным человеком. И не вижу целесообразности брать с собой Аню, потому что я без понятия, чего ждать.

— А потом?

— Потом суп с котом, — бесцветно отвечает он. Выдерживает паузу и продолжает. — Все зависит от результата встречи, Аглая. Я пока не могу скинуть мамочку со счетов, ведь Аня ее ждет и жаждет к ней вернуться. Вдруг будет озарение?

— А если не будет?

— Вот и буду от этого плясать, милая. Я теперь не буду ничего загадывать, планировать, потому что все всегда идет по одному месту, — тяжело вздыхает. — И раз ты сама себя назвала передержкой для Ани, то придержи ее возле себя еще чуток, пока злой и плохой дядя пытается выцарапать ее мамочку.

— Проникся чувствами?

— Да не особо, — взгляда не отводит, — но согласись у меня, в принципе, с этим проблемы.

— Да, еще какие.

— И у меня нет никакого желания выковыривать их, если что. Поэтому да, того разговора, на который ты рассчитываешь, у нас не произойдет. Ответов ты не получишь, потому что у меня их нет даже для самого себя.

— Ожидаемо.

— Но точно я могу сказать, что тогда я не хотел развода, — смотрит на меня и смотрит. — И ни до этой мрази, как ты выразилась, ни после я тебе не изменял.

— Так она была особенной?

— Той, перед кем у меня не было никаких обязательств, — тихо и утомленно отвечает он. — Никаких чувств, а с тобой слишком много всего, Аглая. Я слишком многое я был должен тебе.

— Многое? — скрещиваю руки на груди, чтобы защититься от прямого и темного взгляда.

— Да.

Шагает прочь с прямой спиной. Высокий и широкоплечий. Скала, за которой я не нашла защиты.

Руслан заглядывает в гостиную.

— Ты останешься тут.

Накрываю лицо рукой. Без понятия, чего он ждет от такого менторского тона, который больше бы подошел сержанту.

— Ты меня слышишь?

Теперь я массирую переносицу. Голова болит.

— Я буду решать, как нам с тобой быть после того, как я найду твою маму, — тональность голоса Руслана не меняется. — Про папу у тебя теперь не должно быть вопросов.

Он вообще понимает, что разговаривает с пятилеткой?

— Тетя Аглая за тобой присмотрит.

Идет в прихожую, не дождавшись ответа, и обувается с такой рожей, будто ежа целиком проглотил.

И он с такой же рожей не раз уходил из дома в тот страшный для нашей семьи год.

— А тебе и ценных указаний не надо давать, — накидывает пальто на плечи и поправляет ворот, — ты же у нас всегда была умницей.

— Ага, — киваю я. — Ты мне не дал выбора кроме того, как быть сильной женщиной, которая сама выгребет и других за уши вытащит. Быть слабой — это привилегия, Рус.

— Ну, когда мы встретились с тобой, ты не была такой, — застегивает пальто, не спуская с меня взгляда. — Я бы не удивился, если бы не я в свое время, то ты бы так с родителями и жила.

— Жестко, — задумчиво покусываю нижнюю губу. — Но справедливо. Правда, ты тогда меня любил и хотел защитить. В тот год, когда ты убегал, ты стал моим палачом.

— Красиво сказано, — цыкает то ли с одобрением, то ли со снисходительностью и выходит. — Почти пробирает.