Развод. У тебя есть дочь - стр. 25

— Мааам… Я с тобой за завтраками не разговаривала, а ты мне блузки гладила…

А потом плакала одна в квартире. Давала себе пятнадцать минут, а после шла к себе в мастерскую и уходила в запахи. Самый продаваемый аромат я создала тогда. Легкий, романтичный и теплый.

“Мечта о рассвете”.

— Мам…

— Я люблю тебя, Анфиса. Люблю.

20. Глава 20. А чего ты ожидал?

Аня кидает мне на диван бегемотика, щурится и шипит:

— Ты грустный.

Смотрю на бегемотика, потом на Аню, которая опять шагает прочь.

— Стой.

Останавливается и оглядывается:

— Чего?

— Мультики будешь смотреть?

Опять кривится, высказывая мне свое детское снисхождение.

Она меня ненавидит.

Она не знает, кто я на самом деле, но полна ко мне презрения, будто понимает, что я отказался от нее.

— Какие мультики.

— Да я без понятия, — подхватываю пульт и включаю телевизор, — какие показывают.

Листаю каналы до каких-то синих котят, которые тащат на тележке желтого цыпленка.

— Хм, — отзывается Аня.

Перевожу на нее недоуменный взгляд.

— И что же тут случилось? — задумчиво спрашивает она.

Затем смотрит на меня, на диван и шагает к дальнему креслу. Размещает со всеми удобствами Бублика в угол, и оглядывается:

— Пузанчику ничего не видно.

И обращается ко мне таким тоном, будто я тупой. Стиснув зубы усаживаю пузанчика, и чувствую себя идиотом.

Цыпленок спрыгивает с тележки и убегает от котят.

— Глупый, — Аня забирается в кресло и хмурится на меня, — или они плохие.

— Я не знаю.

— А что ты знаешь?

Медленно недоуменно моргаю, потому что улавливаю в голосе Ани взрослые презрительные нотки, которые она просто скопировала.

— Ты хоть что-нибудь знаешь?

Оп-па.

Это так с ней мамуля говорила? И эта пренебрежительно вскинутая бровь тоже от мамочки?

— Что ты молчишь?

И у меня взрослого мужика бежит озноб от ее едкого вопроса. От ее гримасы, в которой я узнаю ее мать.

— Смотри мультик.

— Выйди.

Я будто попал в какой-то ужастик, в котором мерзкий взрослый занял тело ребенка.

— Это с тобой мама так говорит?

Аня отворачивается к телевизору и скрещивает руки на груди, пробубнив:

— Ты мне не нравишься. Лучше бы тетя Агая осталась.

— Аглая.

Меня одаривают таким взглядом, которого не у каждого взрослого встретишь. Брезгливый, надменный и выученный.

Сейчас в Ане нет самой Ани. Есть тень той, у которой она научилась надменным интонациям и недовольному лицу.

— Ты мне противен.

Все. Я в полном ступоре. Меня уделала пятилетка, которая хмыкает, устраивается в кресле поудобнее и смотрит синих котят и желтого цыпленка. Смеется, когда они кубарем катятся с горы, убирает волосы за ухо.

А чего я ожидал, собственно?

Вот он результат моей трусости.

Я не спасал семью. Не спасал, жену, Анфису или сына. Я спасал свою шкуру, которую изгваздал в говне.

Выхватываю телефон из кармана брюк, прикладываю к уху и вслушиваясь в гудки.

— Мы в процессе, — раздается напряженный голос Саши. — Я ее найду.

— Поторопись, — медленно выдыхаю.

— Заткнись! — рявкает Аня. И опять с недетскими интонациям. — Отвлекаешь!

— И, Саш, тебе придется передо мной серьезно объясниться, — смотрю перед собой, игнорируя маленькую жуткую девочку, которая в гневе щурится на меня. — И ускорься.

— Ускорься, — Аня передразнивает меня и щурится еще сильнее.

— Прекрати так делать, — откладываю телефон.

— А то ремня всыпешь?

— Так тебя все-таки обижали мама и папа, — хмурюсь. — Ремнем?