Развод. У тебя есть дочь - стр. 26
Попалась. Распахивает глаза, бледнеет и отворачивается:
— Нет.
Как легко откупиться от совести деньгами. Как легко придумать множество оправданий, но они также легко теряют вес, когда ты сталкиваешься с реальностью, в которой ребенок оказался никому не нужным.
И если мне сейчас тяжело сделать вдох, то каково было Аглае?
И откуда в ней были и есть силы не отворачиваться?
21. Глава 21. Покричи
Выкладываю из корзины продукты и замираю, когда среди ветчины, сыра и йогуртов вижу плюшевого рыжего котенка с бирочкой на ухе.
Оглядываюсь на Анфису, которая поджимает губы и отворачивается. Тяжело вздыхает и шепчет:
— Это для Ани… увидела и взяла…
— Понятно, — кладу на ленту котенка.
Через пять минут выходим из супермаркета с шуршащими пакетам в руках.
— Мам.
— Да? — неторопливо шагаю к машине.
— Еще же Антошка…
— У Антошки сейчас своя веселуха с палатками и рыбой, — вздыхаю я и открываю багажник. — Когда вернется, тогда и узнает обо всем.
— Хотя… — Анфиска кладет пакеты в багажник, — я за Антошку не переживаю.
— Почему?
— Он другой, — смотрит на меня. — И он бы, если бы… — сглатывает, — если бы он сейчас нашел тест ДНК, то все бы сказал тебе, — хмыкает, — если бы не поленился прочитать и все понял. Мог бы и не понять, что нашел.
Мне приходится согласиться с тем, что Антон мог бы и не понять, что нашел в бардачке. Он мальчик умный, но у него есть проблемы с восприятием текста.
— Вот если бы он вслух прочел, то тогда бы все понял, — захлопываю багажник.
— И как теперь жить? — сипит Анфиска.
— Учиться, — подхожу к ней и поправляю ворот куртки, всматриваясь в глаза, — встречаться с друзьями, рисовать новые наряды, не забывать об отдыхе, полноценном питании. Анфиска, тебе офигительно повезло сейчас. Ты взрослая, ты живешь отдельно, учишься. Ты отпочковалась от родителей и идешь по своей дороге.
— Но…
— Да ты волнуешься, тебе страшно за каждого из нас, но всю эту кучу дерьма должны разгрести мы, я и твой папа, — мягко улыбаюсь. — Знаешь, я так хочу сейчас тоже быть студенткой… — делаю паузу и говорю. — Однако у меня будет к тебе просьба.
— Какая?
— Антошку может тряхнуть, Анфиса, — поправляю на ее голове берет. — Он может рвануть к тебе…
— То есть ты ему не скажешь о том, что я покрывала…
— Зачем? — немного прищуриваюсь.
— Не скажешь? — в уголках глаз вспыхивают слезы.
— Нет, и не вижу в этом необходимости, — вздыхаю. — Если он рванет к тебе, Анфис, ты будешь готова принять его? Он будет искать поддержку.
— Да, мам…
— Может, он проявит чудеса благоразумности, — я фыркаю, — но я сомневаюсь.
— Он ко мне, кстати, после школы часто заваливается, — Анфиска вытирает слезы.
— Я в курсе.
— После него такой бардак, — Анфиска цыкает.
— Я в курсе, — тихо повторяю я.
Анфиска приваливает к багажнику и смотрит перед собой.
— Мам, мне с каждым годом было все сложнее… В начале все было просто, а потом… Потом сложно и уже не сделаешь шаг назад. Я думаю, что папа чувствовал то же самое.
Я молчу. Мне наплевать, что чувствовал Руслан. Мне важно, что он предпримет теперь.
— Это так странно, — она опускает взгляд на кроссовки. — Мы одновременно очень и очень сблизились и отдалились. Это так нелогично, так непонятно… — смотрит на меня. — Я его люблю, мам, и ненавижу.
— Я не знаю, что тебе ответить.
— И ты не плачешь…