Развод. Право на жизнь - стр. 20
За забором заливается лаем собака, слышится зычный голос:
– Цыц, Муха! Шандор, кто к нам?
– Котятки залётные, – кричит Шандор и забирает у меня из руки рюкзак. – Пойдёмте, Маня и Ваня.
– Таня и Миша, – поправляет его Костя.
– Сейчас разберёмся.
От этого «разберёмся» холодок пробегает по спине. Мы входим в просторный двор, освещаемый тремя фонарями. У забора белеют на верёвках простыни, возле парника припаркованы две новые иномарки, верёвочные качели покачиваются от ветра между двух берёз, там же песочница и трёхколёсный велосипед.
Двухэтажный сруб давит монументальностью. На крыльце нас встречает коренастый мужчина в красной рубахе и стёганой безрукавке.
– Это что за зайцы Деда Мазая?
– Хомяк на вокзале подобрал.
– Нам бы только переночевать, – Костя сжимает мою ладонь.
На крыльцо выходит женщина в цветастой юбке до пят и красном свитере. Быстрыми движениями она плетёт тугую толстую косу из длинных чёрных волос:
– Те аве́н бахтале́!2 А завтра что? Небо алмазами воссияет? Или полиция с утра за вами прикатит?
– Ляля, поставь чайник!
– Роман…
Коренастый мужчина, которого назвали Романом, бросает на Лялю грозный взгляд, и та скрывается в доме.
– Переночевать – это можно, – Роман обменивается взглядами с Шандором. – Куда ж вас ночью гнать! Только взамен и я могу попросить.
– У нас есть деньги, – кивает Костя.
– Деньги мне твои не нужны. Для начала я попрошу рассказать о себе правду.
– Я Миша, а это моя сестра Таня…
– Уже врёшь, – Роман опирается на перила. – Ещё одна попытка.
– Мы из детдома сбежали, – признаюсь я. – Я – Лана, а он – Костя.
– Это другой разговор. Входите.
В просторной прихожей на двух вешалках полно одежды, и ещё на тумбе сложены разномастные куртки и плащи. Сколько же в доме человек? Посреди гостиной стоит круглый стол, накрытый красной бархатной скатертью. Вдоль стен вытянулись две длинные лавки. Как же за этим столом вся толпа помещается или они едят по очереди? Из гостиной лестница ведёт на второй этаж. На первом есть ещё четыре двери. За одной гремят раскаты мужского хохота и речь на незнакомом языке. Из другой выходит Ляля с подносом. На нём чайник, две синие чашки с золотым орнаментом и тарелка с бутербродами. Аромат докторской колбасы и сыра дурманит разум. Лишь бы в чай ничего не подсыпали.
– А где можно руки помыть? – набравшись смелости, спрашиваю я.
– Там! – кивает Ляля за спину. – И туалет там же сбоку, если надо.
Очень надо! Вместе с Костей приводим себя в порядок и возвращаемся в гостиную. Ляля раскладывает на столе пасьянс, Роман уселся в кресло-качалку и курит трубку, Шандор сидит на стуле-вертушке у фортепиано и снова пожирает меня глазами.
– Садитесь поешьте! – Роман недовольно смотрит в сторону комнаты, за которой снова взрывается смех. Указывает на неё Шандору: – Скажи, чтобы потише там.
Тот заглядывает в комнату и рявкает что-то непонятное.
Я впиваюсь зубами в бутерброд с колбасой. С голодухи это вкуснее, чем все яства в доме Сархана.
– Значит, восемнадцати ещё нет? – лицо Романа теряется за клубами дыма.
– У-у! – Костя с набитым ртом отрицательно мотает головой.
– Из Москвы прикатили!
Костя меняет интонацию на положительную:
– Угу!
– Полиция будет искать вас, – вздыхает Роман и выколачивает содержимое трубки в пепельницу. – А чего бежали-то? Любовь у вас случилась?