Развод. Горькая правда - стр. 35

Напевая, она идёт обратно по коридору. Я слышу, как хлопает дверь.

Нина плюхается рядом, поднимает глаза к потолку. Свернув губы трубочкой громко выдыхает.

- Ты мне должна! Еле отмазались... Это была Шанель?

- Что? – Я сижу на краешке стула, чувствую себя опустошенной, будто из меня бойкая Ангелина Григорьевна вытащила все потроха. Еще не осознаю масштаб содеянного.

- Сумочка от Шанель?

- Нет! Какая разница? – в ужасе закрываю лицо руками. - Нина Михайловна, вы даже не представляете, во сколько нам вылился этот ваш звонок!

- Что случилось? Не переживай ты так, новую сумочку купишь. Или там что-то важное было?

Слова Нины припечатывают меня к месту. Сижу оглушенная, смотрю на свекровь, открыв рот. Молнией мелькает мысль, что кроме денег в сумке было моё УЗИ. Первая фотосессия моей дочки. Листочек с заключением, который поддерживал меня все эти дни.

Ангелина Григорьевна унесла мою главную ценность. Пусть это не страшно, все можно восстановить, но я воспринимаю это, как знак свыше.

Мне уже все равно, что будет. Мной овладевает какая-то гусарская удаль и желание пустить все на волю случая.

Собрав всё свое мужество в кулак, делаю два глубоких вдоха и без обиняков выдаю фразу, к которой собиралась сегодня долго готовить Нину.

Фразу, ради которой сегодня ехала к ней.

- Нина Михайловна, вам нужно продать дом. И, скорее всего, бизнес. Другого выхода нет!

21. 21. Забери!

Уже два часа я успокаиваю Нину. Она удивительно быстро проходит все стадии принятия неизбежного.

Пройдено отрицание, когда она доказывала, что всё не так плохо, а мне пришлось звонить Сергею, чтобы он подтвердил цифрами реальное положение дел.

Потом она кричала, что мы её в гроб загоним, и билась в припадке.

Затем долго торговалась со мной, доказывая, что продать нашу с Глебом ипотечную квартиру будет намного целесообразней.

Наконец, она успокоилась, легла на диван и приготовилась умирать.

Я поняла, что стадия принятия уже близко.

Все это время я была рядом с ней, мужественно терпела её истерику и даже пузырек с корвалолом не дрожал, выдавая моё бешенство.

Тумблер отрицательных эмоций у меня снова поставлен в положении «выкл». Моя беременность всё ещё служит надежным гормональным укрытием от ревности, обиды и гнева. Окутывает меня, как ватой, и не дает больно ударится об острые углы, которые расставляет жизнь.

Когда-нибудь мой панцирь не выдержит внутреннего давления и разлетится на кусочки. И тогда я выпущу свою обиду, и Глеба с его мамашей смоет волнами моей ненависти. Они смогут оценить масштаб моей злости в полной мере. Не знаю как, но им не сойдёт с рук то, как они поступили со мной и с маленьким мальчиком.

Но не сейчас. Сражаться с инвалидом я не буду, противников нужно выбирать под стать себе.

И я сделаю всё, чтобы Глеб встал на ноги. Чтобы он наладил дела своей безмозглой мамы, позаботился о брошенном им сыне. А потом я пну его сама – так, чтобы он не поднялся!

Саша все это время жмется ко мне и отказывается сидеть в своей комнате. Как я не уговариваю его побыть с Хагги, которому страшно и одиноко в чужом доме, он настойчиво возвращается ко мне. Наверное, считает, что поддержка мне нужнее, чем щенку.

- Викуся, - Нина подаёт голос и делает слабое движение рукой, - скажи мальчику, пусть поменяет полотенце.