Развод. Горькая правда - стр. 36
Саша молча бросается к ней, снимает с её лба теплую тряпку и летит в ванную. Хочет помочь. Через секунду слышен грохот. Наверное, второпях уронил многочисленные Нинины пузырьки.
- О господи, да сколько можно! – Стонет свекровь. Она протягивает руку, и я вкладываю туда стаканчик с заготовленными каплями. – Забери его, умоляю!
- А вы, как можно скорее, продаёте дом, переезжаете в жилье попроще, а на вырученные деньги спасаете собственного сына... – бесстрастным голосом откликаюсь я.
- У меня нет выбора, ты выкручиваешь мне руки. – Нина одним глотком осушает стакан и откинувшись на подушку, издает жалобный стон. – И собаку эту забери. И стакан тоже...
- ...И обговариваете с Сергеем возможность продажи бизнеса. Не исключаю, что Глеб сможет вытащить вас из ямы, - забираю стакан из протянутой руки, - но как быстро это произойдёт, зависит только от вас.
Нина, всхлипнув, щупает свой лоб.
- Кажется, у меня жар... А у Глеба аллергия на шерсть.
- Я в курсе, - воинственно скрещиваю руки на груди. Кажется, понимаю, к чему она клонит.
- Когда его выпишут, собаки в вашей квартире быть не должно. Он не сможет дышать с ней одним воздухом.
Пытаясь сдержать хохот, я хрюкаю. Но, не выдержав, утыкаюсь лицом в ладони и сотрясаюсь от слабых всхлипов. Нина перестает отрешенно созерцать потолок и с удивлением приподнимается на локтях. Смотрит на меня в ужасе - не поймет, смеюсь я или рыдаю.
Отняв руки от лица смотрю на неё с усмешкой.
- А вы не хотите узнать, какого мне будет дышать одним воздухом с вашим сыном? Кстати, я готова завести еще десять собак и парочку бенгальских тигров, имею право.
- Но после выписки Глебушке нужен будет покой... – тщательно подведённые брови свекрови возмущенно ползут вверх.
Удивленно развожу руками:
- Ну, Нина Михайловна, после продажи дома у вас останется достаточно денег, чтобы купить подходящее жилье, где вам с вашим сыном будет комфортно. Уютная хрущевка на окраине, думаю, вас вполне устроит.
Свекровь уже открывает рот, чтобы съязвить что-то колкое, но в комнату влетает Саша с полотенцем в руках, и она укладывается на подушки с оскорбленным видом.
С полотенца бежит вода, оставляя на полу мокрую дорожку. Саша виновато косится на Нину и шепчет мне:
- Я немного там уронил, но уже всё собрал.
Нина демонстративно сжимает виски пальцами и издаёт такой мучительный стон, будто её тянут на дыбе.
Выжимаю полотенце прямо на ковер и плюхаю ей на голову:
- Ничего, Алекс. Главное, что собрал. Бабушка – сильная женщина, она со всем справится. Правда, Нина Михайловна?
Полуприкрытая полотенцем голова вяло кивает.
- Забери его, я все сделаю...
Кладу руку на темную макушку. Саша вздрагивает и вновь прижимается к моей ноге, которая сейчас кажется ему самым надежным укрытием в безумном мире, где живут странные взрослые.
Поднимает голову, и я вижу в его карих глазах надежду. И страх, что я сейчас развернусь и уйду, оставив его здесь. Одного.
- Алекс, собирайся, – говорю ему с лёгкой улыбкой. - Поедешь со мной.
- А Хагги?
- И Хагги обязательно возьмём, ему у меня понравится. В подвал мы его не вернем, обещаю!
Мальчишка молча обнимает меня и утыкается головой в живот. Громко вздыхает от облегчения, и я чувствую, как намокает блузка от его слёз – молчаливых и тёплых.
У меня щиплет глаза, с трудом сдерживаюсь, чтобы не зареветь в голос. Навзрыд и отчаянно, как могут позволить себе маленькие дети. Чтобы выпустить обиду. Не за себя, за двух детей – брошенного темноглазого мальчика и еще не родившуюся девочку. Брата с сестрой.