Расследование - стр. 7

Странно, кстати, что Улю это так удивляет, но я молчу, усаживаясь с ней за стол. Замешательство старших товарищей, кстати, понятно – мало кто отважится с ходу решиться, но и особо странного здесь ничего нет, бывает и такое. Вот мотив сбора мне особенно интересен. Впрочем, очень скоро мне представляется возможность увидеть… Надо сказать, что мнемограмма ребенка – сам по себе необычный случай, да еще и Винокуровой, но, видимо, другого выхода не было.

Не принято делать мнемограммы детей, это считается не самым безопасным занятием, поэтому у нас совершенно точно эксцесс, заставляющий меня собраться. На записи хорошо видно срабатывание сначала двигателей ориентации, а потом маршевого, да к тому же корабль старался противодействовать, значит, дело не в мозге звездолета, а в чем-то другом.

Уля реагирует с ужасом, оно и понятно – дети. Гибель детей это жуткая катастрофа, но я запрашиваю информаторий о том, кто еще был на планете. Товарищ Феоктистов все видит, поэтому молча на второй экран выводит данные. Это логично, выяснили уже все. И вот я смотрю на цифры, понимая: здесь что-то не так. При этом обнимаю Улю, которая дергается в моих руках, отстраняясь от меня.

– Товарищ Феоктистов, а по народам и расам разделить детей на звездолете и планете можно? – задаю я вопрос, даже не успев его обдумать.

– Молодец, лейтенант, – кивает он мне, и картинка на втором экране меняется.

Я уже хочу возразить, мол, я стажер еще, не лейтенант, но тут вижу, что шеврон Ули уже изменился. Так как мы в одинаковых условиях, то и у меня тоже, а это значит – да, лейтенант, поэтому закрываю открытый было рот, вглядываясь в цифры. Выходит, до тысячи жертв, преимущественно Ка-энин, то есть – котята.

– Получается, целили в котят? – озвучиваю я свое удивление.

– Получается, – кивает глава «Щита». Что интересно – остальные хранят молчание, а вот мне становится совсем нехорошо.

– Мозг корабля сопротивлялся, – продолжаю я озвучивать отмеченное.

– Как так? – удивляется наш куратор.

– Разрешите? – следуя традиции, интересуюсь я у старшего по званию.

Товарищ Феоктистов кивает, приглашающе махнув рукой. Я поднимаюсь и подхожу к экрану. Управление у него, как у наладонника, поэтому я отматываю запись на начало эволюций звездолета, пустив медленное воспроизведение, чуть ли не по кадрам. Причем делаю это молча, давая товарищам самим увидеть дернувшиеся эмиттеры гравитаторов.

– Маршевый двигатель работает на разгон, – показываю я на экране. – А в это время двигатели ориентации и эмиттеры гравитатора развернуты… Видите?

– Действительно, – соглашается со мной кто-то, кого я не вижу. – Молодец, зелень, верно подметил.

– Это значит, – заканчиваю я свое выступление, – что разум звездолета пытался сделать все возможное, чтобы не допустить столкновения.

– Отличные выводы, – кивает мне товарищ Феоктистов. – В таком случае, группа Петрова работает со звездолетами, группа Хуань – с котятами. Подумайте, как обосновать мнемографирование старших и взрослых разумных. Группа Си… – я делаю незаметный жест, в ответ получая понимающую улыбку. – Группа Хань – работает самостоятельно. Вопросы?

Вопросов у меня, конечно, тысяча, но сначала я хочу ознакомиться с тем, что есть уже, а потом уже и спрашивать. Обернувшись на Ульяну, вижу ее глубокую задумчивость. Что же, это даже хорошо, потому что, за что с ходу хвататься, я себе и не представляю. Очень нужно ознакомиться со всеми материалами, и только потом уже делать выводы. Как вообще можно так активировать маршевый?