Расколотая душа. Книга 1. Картина смерти - стр. 9

– Не нужно разыгрывать спектакль. Я знаю, что ты зашла ко мне только потому, что иначе будешь чувствовать себя отвратительной матерью. Но давай по правде: тебя не волнует моя жизнь, меня – твоя. Пожалуйста, не отвлекай.

– Ты занимаешься ерундой. Хочешь учиться на архитектурном, но продолжаешь делать то, что не принесет тебе ни копейки!

Некоторое время они молчали.

– Я не хочу учиться на архитектурном, и ты это прекрасно знаешь. Это твое желание. Ты хочешь, чтобы я там оказалась.

– Потому что у тебя для этого есть способности. Не все могут чертить так, как ты!

Женя молчала.

– Хорошо, прекрасно. Тогда ответь мне, на какие средства ты будешь жить? Живопись не принесет тебе того, что подарит проектирование. Мы живем не в Париже, где повсюду ценители искусства, которые способны купить даже самую бездарную картину за бешеные деньги. Мы живем в России. Некоторые здесь тратят по часу в день, чтобы найти в интернете бесплатную электронную версию книги. В этой стране люди с достатком меньше среднего не покупают подписки, если хотят посмотреть фильм или сериал, – тут ищут халяву на пиратских сайтах.

– Ты не права. – Женя скривилась и замотала головой. Мама почти никогда не давала карманных денег, но Женя умела копить, экономя на школьных обедах, чтобы оплатить подписку в онлайн-библиотеке. – В нашей стране ценят чужой труд! И у нас тоже есть люди, которые покупают картины. Иначе бы вообще никто не рисовал! В Питере очень много таких. Я знаю. Просто ты заранее уверена, что мои картины не будут покупать.

Женя развернулась к матери. Плакать уже не хотелось. Злость тоже испарилась. Эмоции иссякли – будто кто-то открыл кран у бочки и спустил из нее все содержимое. Она глядела на родного человека и ничего не чувствовала. Только вновь задалась вопросом: «Как так получилось, что мать не верит в своего ребенка и его творчество?»

Мать тяжело вздохнула.

– Дорогая, я же не запрещаю тебе рисовать. Делай что хочешь, но в свободное время, а не перед экзаменами. Когда я уезжала в командировку, ты обещала нарисовать светотональный детализированный рисунок пятиэтажки. Меня не было две недели. Ты закончила?

Женя брезгливо посмотрела на пыльный тубус, который стоял возле рабочего стола. Внутри был чистый ватман.

– Но из-за того, что я буду учиться в строительном вузе Камска, у меня не останется времени на живопись. Получается какой-то замкнутый круг, тебе так не кажется?

– Прости, что так мало времени уделяла тебе в детстве. Наверное, твоя агрессия из-за этого, – осторожно сказала мать, глядя на напряженную Женю, каждый волосок которой был наэлектризован до предела.

– Я бездарна? – спросила Женя, глядя матери в глаза. – Скажи честно. Ты журналистка, обошла все выставки, говорила с именитыми живописцами, портретистами. В конце концов – ты хвалила Киру. А я?.. Я плохо рисую?

Повисла напряженная пауза. Мать молчала, а потом с трудом ответила:

– Я жалею, что хвалила Киру, ведь сейчас она связала свою жизнь с искусством и мало того, что получает копейки, так еще и на двух работах крутится, при этом обучаясь в Академии. Не такую жизнь для нее я планировала. Думала, увлечение красками так и останется увлечением. Я упустила ее. С тобой такого не повторится. Я исправлю свои ошибки.

Женя оцепенела, услышав слова матери. Она произнесла последние две фразы так, будто первый ребенок был черновиком, а чистовик сидел сейчас прямо перед ней. Женя была в глазах матери мягкой и гибкой глиной, в то время как Кира – готовой посудой, которую можно было изменить лишь в одном случае – разбив.