Расколотая душа. Книга 1. Картина смерти - стр. 10
Но не только это вывело Женю из себя. Пусть она не общалась с сестрой и почти не знала, как у той обстоят дела, она искренне восхищалась жизнью, которую вела Кира. Та занималась любимым делом: училась и работала в Академии художеств, а еще преподавала живопись в частной студии. Разве это не то, к чему нужно стремиться? Разве только деньги – благо, которое можно получить от жизни? А как же чувство счастья, которое приносит творчество? Материальное не способно коснуться души, считала Женя.
«Только искусство может доставить настоящие удовольствие и наслаждение», – думала она.
Не обращая внимания на оцепенение Жени, мать подошла к абстрактному портрету, который та рисовала, и взяла чистую кисточку. В следующий миг она чуть ли не вплотную приложила ее кончик к одному из мазков, отчего у Жени едва не перестало биться сердце. Но нет, мать остановилась в нескольких миллиметрах от невысохшей краски.
«Словно два локомотива избежали столкновения», – подумала Женя.
– Ты в одном рисунке используешь сразу несколько стилей. Волосы Киры – это явный Ван Гог[3]. Ты накладываешь один слой краски на другой в безумных количествах, отчего картина в этом месте приобретает выпуклость не за счет постановки, а благодаря лепнине. Она становится тяжелой. При этом само лицо нарисовано в другом стиле и чем-то напоминает нежность и легкость Ренуара. А фон у тебя – чистый Сезанн. Несомненно, все это – импрессионизм и постимпрессионизм. Но такое ощущение, что в одном месте встретились щука, плотва и акула. Они все рыбы, но очень уж отличаются. Вот и у тебя то же самое. Мешанина.
Мать оторвала кисточку-указатель от картины и посмотрела на Женю, сжав губы в тонкую линию.
– Ты рисуешь не как Евгения Кац. Здесь есть Ван Гог, Ренуар, Сезанн. В других твоих картинах можно увидеть Пикассо и еще десяток художников. Порой ты смешиваешь импрессионизм и экспрессионизм. А если бы владела классической техникой, добавляла и ее. У тебя нет собственного голоса. Не обижайся, но я привыкла говорить правду.
– Я ищу свой стиль, – тише, чем собиралась, ответила Женя, глядя теперь на картину глазами матери.
– Дорогая моя, ты занимаешься живописью почти десять лет, даже ходила в художку. Но что мы в итоге получили? Даже намека нет на собственный стиль. И я не думаю, что он появится в будущем. А люди, которые покупают картины у современных художников, ждут оригинальности и авторского взгляда. Им не нужен второй Ван Гог или Дали.
Помолчав минуту, мать оглядела комнату и снова заговорила:
– Ты все усложняешь и постоянно кого-то копируешь. Но зато твои учебные чертежи прекрасны. Четкие линии, объем. Ты можешь стать успешным архитектором. Ты чувствуешь форму дома, но не можешь почувствовать глубину жизни, чтобы отобразить ее на холсте. И в этом нет ничего страшного. Просто в тебе нет таланта к живописи. Вот и все. Ты одарена другими благами. То же самое и я. Как и любой журналист, в молодости мечтала написать книгу. Но я не писатель. Да, могу складывать слова в предложения, но не в силах наделить текст ничем, кроме фактов и парочки витиеватых предложений. Я не писатель, Евгения. И никогда им не стану. Как и другие мои коллеги, которые и в пятьдесят, и в восемьдесят грезят о собственном опубликованном романе… В жизни важно трезво смотреть на вещи.