Пустая комната №10 - стр. 20

Вообще-то, здесь не так уж и грязно. Я все еще вижу женскую руку – мелкие детали, которые, должно быть, добавила его жена. Броские подушки на диване, акцентная стена, тонкие занавески. Все остальное завалено мужским барахлом – консоль Xbox, прислоненный к стене горный велосипед, кресло-мешок, пустые банки из-под пепси и пива, загромождающие журнальный столик.

Я сажусь на краешек кресла – несомненно, купленного женой, – а Каллум подбирает несколько банок и выбрасывает их, как будто они досадная помеха, оставленная кем-то другим, после чего опускается напротив на диван и протягивает мне открытую банку «Миллера». На нем шорты-карго и футболка в обтяжку. Рукава плотно облегают его бицепсы, и в крошечной квартире Каллум кажется огромным. Печально и неуместно – этакий гигант в клетке. У него короткая стрижка и грустные темные глаза, а еще он избегает смотреть в мои, когда говорит. Не знаю, что еще о нем сказать, кроме того, что он явно сломлен, поэтому, может быть, на самом деле вписывается сюда лучше, чем мне казалось.

– Прими мои соболезнования, – говорит он, ковыряя этикетку бутылки. А потом смотрит прямо на меня. – Генри был потрясающим человеком. Дети его обожали.

– Спасибо, – отвечаю я, с трудом сдерживая слезы при звуках его имени. – Наверное… я просто хотела спросить о том, почему его уволили. Это кажется… Даже не знаю… Он сказал, что все из-за сокращения бюджета, но что-то в нем изменилось, и я всегда гадала, был ли он… Был ли он честен со мной в этом вопросе. Может, случилось… что-то еще? Что-нибудь… слишком серьезное?

Каллум глубоко вздыхает, выдувая воздух сквозь сморщенные губы.

– В смысле, помимо дурацких слухов о Майре? Не знаю, я вроде ничего такого не заметил. Но не думаю, что это имеет отношение к его уходу. Творческие предметы постоянно урезают. На прошлой неделе уволили учительницу музыки, так что не знаю.

– Слухов?

Я прерываюсь на половине глотка.

– Да… О том… О господи! – Каллум краснеет. – Он говорил, что рассказал тебе, иначе я никогда бы…

– Какие слухи? О чем ты говоришь?

– Все это было… Ну, сама знаешь, подростки такие мерзкие, по определению…

– Сказал школьный учитель, – прерываю его я.

– Ну именно поэтому я имею право так говорить. Они порой слишком драматизируют, а мозги у них еще не развиты как следует, поэтому они не всегда понимают последствия своих действий. Ходили слухи о старшекласснице Майре Медфорд. Люди шептались, что у нее с Генри что-то было.

– Что?!

В грудь врезается кулак боли. Неужели именно по этой причине он так изменился?

– Прости, Анна. Мы с Генри не были близки. Несколько раз выпивали, разговаривали в учительской. Все жильцы здесь по очереди замечательно помогали ухаживать за Лили, так что я видел его мимоходом несколько раз, когда он приносил ей запеканку или что-то в этом роде, но я прекрасно понимаю, что Генри не из таких. У нас в научной лаборатории есть мыши, и одна пропала, так все старшеклассницы решили, что я засиживаюсь допоздна, потому что засовываю мышей себе в задницу и кайфую. До сих пор иногда на доске появляются нарисованные сексуальные мыши с сиськами. Раз уж я не могу взять свои слова об этих слухах обратно, поверь, просто таковы школьники.

– Ладно, принято, но что именно о нем говорили?

– Да мало что. Якобы они запирались в кладовке после уроков, поэтому в следующем семестре она перевелась в другую школу, а его уволили. Просто совпадение, не более чем дешевые сплетни, – говорит Каллум, и у меня в ушах начинает звенеть.