Пустая комната №10 - стр. 21

Я нервно сглатываю. По телевизору тихо бормочет бейсбольный комментатор, а из соседней квартиры доносится заливистый собачий лай. Все вдруг кажется тусклым и нереальным.

– В смысле, если ты спрашиваешь, что изменилось, я просто передаю единственное, что слышал, но не думаю, что это имеет отношение… Скорее всего, это просто ерунда.

– Твою жену зовут Лили, да? – спрашиваю я, потому что, хотя и встречалась с ней, имя не запомнила.

Он коротко кивает, его лицо вытягивается, и Каллум смотрит в пол.

– Да.

– Раз жильцы организованно ей помогали, тебе не кажется, что он был близок со многими здесь? Это трудно представить, но…

– Ага, он был здесь… очень популярен, – задумчиво и мягко произносит Каллум. – В смысле, наверное, просто пытался отвлечься. Я знаю, что увольнение сильно по нему ударило, но, начав каждый день появляться в «Платанах», он общался со всеми. Давал уроки рисования бассейновским девушкам, занимался грилем во время пятничных барбекю, играл в мяч с детьми. Таким уж он был. Ну ты и сама знаешь.

– Ничего подобного я не знала, – бормочу я в потрясении, что у Генри в буквальном смысле была другая жизнь, о которой он мне не рассказывал.

– Какое-то время у нас была сиделка, – продолжает он, – но мы не могли себе ее позволить, а Лили клялась, что у нее пропадают драгоценности, поэтому, когда все стали ей помогать, это было действительно нечто. Роза приносила тамале, Дэвид – котенка, который на самом деле ничем не помог, но приятно, что ему пришло это в голову. Джеки красила Лили ногти. А Генри придумал, так сказать, посменную помощь жильцов. Это было потрясающе, – говорит Каллум, и его глаза увлажняются, как будто он вот-вот сломается от воспоминаний.

Киваю, делая вид, что мне все понятно, хотя я в полном смятении. У Генри есть эти черты – он добрый, прирожденный учитель и воспитатель, – но только не такая очевидная многогранность, которую он от меня скрывал.

После нескольких секунд молчания Каллум ставит пиво на кофейный столик и опускает плечи, будто под непомерным весом слов о своей жене.

Я чувствую, что мне лучшеы уйти, и не могу придумать, о чем еще его спросить, потому что до сих пор перевариваю его слова.

– Ну что ж, – говорю я, вставая, и направляюсь к двери.

Не могу закончить предложение, и в воздухе повисает тишина, пока он не откликается эхом, провожая меня к двери:

– Что ж…

– Спасибо, что поговорил со мной, я…

– Да, в любое время.

– Может, я дам тебе свой телефон, на случай… Ну, вдруг тебе еще что-то вспомнится, что может помочь?

– Конечно.

Он записывает номер на обороте меню из китайского ресторана навынос, и я ухожу.

Снаружи в тяжелом воздухе стрекочут сверчки, а я иду по бетону бассейна к своей квартире и думаю о Генри, о том, как плохо знала его в последние месяцы. Я не из тех, кто винит себя в том, что от меня не зависит, но задаюсь вопросом, не мое ли отчаянное желание получить нечто большее, чем просто наша совместная жизнь, изменило нас и стало для Генри последней каплей.

В памяти всплывает разговор, который мы вели несколько месяцев назад. В субботнее утро я отправилась за булочками с клубникой в «Дикки». По дороге забрала почту и обнаружила Генри сидящим на полу в луче солнечного света из окна. Он играл со Стикки, соседским котом, который каждый день пробирался к нам через раздвижные стеклянные двери, потому что Генри постоянно подкармливал его замороженными рыбными палочками. В руках у Генри была чашка кофе, и он выглядел счастливым.