Размер шрифта
-
+

Проверка моей невиновности - стр. 38

– А ты? – спросил Кристофер, поворачиваясь к Роджеру Вэгстаффу. – Тоже поклонник?

– Не могу сказать, что читал его, если честно.

– Почему меня это не удивляет?

Сказано это было без выражения, вполголоса, словно бы самому себе. Тем не менее Роджер, к удивлению Кристофера, клюнул на живца.

– Не знаю, Кристофер. И почему же тебя это не удивляет?

– Ну, едва ли это вообще твое, верно?

– Мое?

– Мало похоже на твою политическую философию.

– Мою политическую философию? Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь. Я такой же консерватор, как и Эмерик. Консерватизм – церковь широкая[29].

– То, что вы, ребята, затеваете последнее время, никакого отношения к консерватизму не имеет.

– “Вы, ребята”?

– “Процессус”. Он, похоже, сейчас и есть более-менее главный двигатель всех инициатив британского правительства.

– Ой, ну и фантазер же ты, Сванн. И всегда таковым был.

– Я просто силюсь отыскать хоть какую-то связь между тем, что сказал Эмерик публике сегодня утром, и тем, о чем вы все толковали весь остаток дня.

– Да позволено мне будет внести маленький вклад в это сраженье слов, – вклинился Эмерик, – я лишь скажу, что меня совершенно устраивает то, как продолжают мое дело Роджер и его коллеги.

– Серьезно? – переспросил Кристофер, повертываясь к нему. – Серьезно? А продление полномочий парламента? А вранье королеве? А профуканное Белфастское соглашение?[30] Нарушенные международные конвенции какие только не? Высылка беженцев в Руанду? Установление свободных торговых зон? Даже ваша любимая миссис Тэтчер от такого содрогнулась бы.

– Позволь тебе напомнить, – произнес Роджер, – что у правительства есть демократический мандат на все это – от британского народа.

– Чепуха. Британский народ уже вышел бы на улицы, кабы знал, что́ тут обсуждается. Приватизация НСЗ, ради всего святого…

– Еще одна твоя фантазия. Никто сегодня утром ни слова о приватизации не сказал.

– Разумеется, нет. Даже теперь вы боитесь выступить открыто и объявить об этом. Прежде надо загнать Службу поглубже в гроб.

– Тебе самому никогда не хотелось роман написать? Художественный вымысел, похоже, как раз твой конек.

Кристофер помолчал, словно осознавая, что ему предстоит сделать необратимый шаг. А затем произнес:

– Я его читал, между прочим.

– Читал? Что читал?

– “Реферат второго августа”.

Воздействие этих слов на Роджера оказалось электрическим. Он буквально окаменел. С ужасом вытаращился на Кристофера. Совершенно опешил. Несколько мучительных мгновений оставался совершенно неподвижен и безмолвен.

– Ты же так его называешь, насколько я понимаю? – продолжил Кристофер. – Видимо, потому что в тот день он был завершен и разослан.

Вернув себе дар речи, Роджер сказал:

– Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты вообще говоришь.

– Серьезно? Что ж, возможно, мне стоит спросить у Ребекки. Надо полагать, печатала его и забивала в него все данные она?

– Будь любезен, ее в это не втягивай. Эта женщина служит мне верой и правдой почти сорок лет.

– В профессиональном смысле или в личном? Я заметил, у вас тут смежные номера. Восемь/один и восемь/два, верно?

Лицо у Роджера полиловело от гнева. Тоном сверхъестественного спокойствия он произнес:

– Так, Кристофер, оставь нас с Эмериком сейчас же. Нам есть что обсудить, а этот разговор окончен.

– А, вот и она, твоя фирменная фразочка!

Страница 38