Проверка моей невиновности - стр. 2
Без семнадцати минут восемь. До чего же медленно, казалось, текло время, когда Прим не на работе. Последние три недели она отрабатывала девятичасовые смены в заведении, входившем в чрезвычайно преуспевающую сеть со специализацией на японской еде. Заведение располагалось в пятом терминале аэропорта Хитроу, примерно в пятнадцати милях от ее отчего дома. Уникальное торговое предложение этого заведения состояло в малюсеньких подносах с суси, подаваемых посредством конвейерной ленточки, вьющейся между столиками клиентов. Большинство блюд собирали из составляющих прямо в заведении, и потому Прим целыми днями рубила овощи и накрывала крошечные брикеты риса тонкими ломтиками копченого лосося. Она уже начала улавливать, чем отличаются друг от друга японские кухонные ножи: усуба с широким лезвием – для овощей; янагиба – самый подходящий, чтобы резать сырую рыбу на полоски сасими; дэба – потолще, им рассекают кости. Работа тяжелая, и спустя девять часов (с двадцатиминутным перерывом на обед), когда завершалась смена, глаза у Прим были стеклянные, ноги и спина ныли, а от пальцев несло рыбой так, что не отмоешь. Однако бездумная скука этой работы временно помогала ей забыть бездумную скуку домашней жизни, а долгий окольный автобусный путь от аэропорта в родительский городок давал время поразмыслить о планах на будущее – или, точнее, об их отсутствии, поскольку она понятия не имела, какую работу искать дальше или на что она хотела бы употребить остаток своих дней. За вычетом, пожалуй, одной мысли, которая засела у Прим недавно, однако до того сокровенная она была и до того… безрассудная, что не посмеешь делиться ею ни с кем, и уж тем более с матерью и отцом.
Она задумала написать книгу.
Какого рода книгу? Роман? Мемуары? Что-то в захолустье между тем и другим? Этого она не знала. Прим никогда ничего прежде не писала, хоть и была заядлой читательницей. Известно ей было лишь то, что, едва вернувшись из университета – какое там, даже раньше: она сперва заметила это в долгие, томительные недели после экзаменов, – улавливала она нараставший порыв, нараставшую нужду (это слово недостаточно сильно) создать что-то, выложить слова на экран, попытаться изваять нечто фигуристое и исполненное значения из того унылого куска мрамора, что представляло собой ее бездеятельное и бесформенное бытие.
Что это должно быть, Прим не знала. Но сегодня она решила насчет одного эпизода, который, несомненно, включит в это произведение. Нечто происшедшее с ней несколькими часами ранее. Неброский случай, но ей он совершенно точно запомнится.
В три часа дня завершилась ее смена, Прим пришла к лифтам и стала ждать какого-нибудь. Пятый терминал был тих. Лифту предстояло преодолеть четыре этажа снизу, а потом надо было подождать еще немного, пока откроются двери. Имелись кнопка вызова лифта и кнопка открытия дверей, но Прим уже успела понять, что они для виду, а делается все автоматически. Жать на них не имело буквально никакого смысла. Незадолго до того, как лифт прибыл на ее этаж, подошел и встал рядом с ней мужчина примерно ее возраста. При нем имелась спортивная сумка, а одет он был в шорты, подчеркивавшие его загорелые, мускулистые, волосатые ноги. (Устроившись работать в Хитроу, Прим с удивлением обнаружила, до чего много мужчин, путешествуя самолетом, облачается в шорты.) Он стоял, нетерпеливо дрыгая ногой, и вот приехал лифт. Прим стояла ближе к кнопкам, но не трогала их. Она знала, что через десять секунд двери лифта откроются сами собой. Она это наблюдала каждый день. Но через девять секунд нетерпение мужчины в шортах взяло над ним верх. Не потерпит он, чтобы его путешествие отсрочилось из-за вот этой бездеятельной, беспомощной женской особи. Он протянул руку, нажал на кнопку, и, разумеется, секунду спустя двери раскрылись. Оба вошли в лифт.