Прохвост - стр. 27
Артём услышал краем уха: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция – «Кузнецкий мост».
Он поднялся, а Геннадий Степанович, словно не замечая, что его собеседник собрался выходить, продолжал:
– Артемий так и не отрёкся ни от чего и никаких богов не принял.
Артём ухватился за поручень и развернулся в сторону выхода.
– Так его и обезглавили, принципиального и непокорённого болвана. А вот ты, Тёма, не будь таким болваном.
Артём, который уже отошёл на два шага от того места, где сидел старичок, обернулся.
– Извините? – проговорил он, пока ещё даже полностью не поняв, что именно произнёс Геннадий Степанович, но уже почувствовав, что последние слова явно выбивались из монотонно-усыпляющего шамканья.
Старичок, замерев, ошарашено смотрел перед собой, будто и сам не мог поверить тому, что только что сказал. Его челюсть отвалилась, вновь открыв тёмную дыру беззубого рта. Нижняя губа ходила ходуном. В его глазах читались страх и недоумение. Совсем немного недоумения и гораздо больше страха.
Двери спрятались в свои норы, и Артём, подталкиваемый сзади нетерпеливыми пассажирами, вышел на платформу. Обернувшись, он поглядел через окно вагона на усеянный редкими жиденькими волосами затылок старичка. Геннадий Степанович неуклюже обернулся и нашёл глазами Артёма. Теперь во взгляде знатока антропонимики страха стало гораздо меньше, но его сменило не менее удивительное выражение – омерзение, будто он силился проглотить отвратительного скользкого гада, а тот беспрестанно елозил у него во рту.
Поезд тронулся. Артём проводил взглядом уползающий земляным червём состав и задумчиво побрёл к выходу со станции. В голове его хаотично летала ни к чему не привязанная фраза, только что произнесённая удивительным старичком. «Не будь таким болваном».
***
Встреча с читателями прошла как по нотам: микрофоны работали бесперебойно, вопросы за рамки творчества почти не заходили, и ни одного конфуза, которые Артём часто живописал себе перед подобными собраниями, не случилось. На вопрос о новых проектах он уклончиво ответил, что «не хотел бы распространяться о деталях», но «идей полно».
Во время автограф-сессии Артёму позвонил Максим Максимович, сидевший двумя этажами выше, и напомнил, что нужно подписать акты.
Последним в длинной очереди на подпись оказался парень, похожий на только что выпущенного из застенков института студента. Слегка ссутуленный, словно не успел ещё расправить крылья и почувствовать гордость за своё образование, он близоруко щурился и стеснительно, как бы извиняясь, улыбался. Щёки его слегка зарделись. В руках он держал экземпляр «Кукловода» с прижатыми к нему очками. Из-за своей робости он казался меньше, чем на самом деле.
– Здравствуйте, Артемий Павлович.
Артём пожал неуверенно протянутую руку. Пожатие стеснительного «студента» было вялым, словно в пальцах отсутствовали кости. Артём буквально почувствовал, как кисть сложилась узкой лодочкой в его руке.
– Привет.
– Мне очень нравятся ваши книги и…
Парень протянул книгу. Артём открыл форзац и поднял глаза.
– Кому?
Парень смотрел на Артёма усталым, затравленным взглядом.
– Г… Грише Водонаеву.
Артём на секунду задержал взгляд на лице странного поклонника его творчества, а затем подписал книгу. «Грише Водонаеву на память от Артёма Белозёрова». Острые, угловатые буквы ложились на бумагу с агрессией идущего в рукопашную бойца. Лиза всегда удивлялась его манере письма. «Тебе совершенно не подходит этот почерк», – говорила она, утверждая, что такому флегматику, как Артём больше присущ плавный, неторопливый стиль».