Повиновение - стр. 4
Открою вам страшную тайну: экспедиция моя потерпела крушение у ваших берегов. Я поговорил с местными чиновниками, сделал запрос в архивы ЗАГСа, но так и не нашёл следов моего заказчика или того, что намекало бы на связь между его семьей и Романцевыми. На кладбище я хожу больше от тоски, покурить, лишь бы не сидеть безвылазно в пропахшем колбасой гостиничном кафе под сухо взирающим на меня портретом политического деятеля, уж простите, не помню, какого.
Сам склеп… странное он производит впечатление. Снаружи похож на часовню. Изнутри покрыт чёрным мрамором… Место это глухое, оживляют его только мои сигареты и мой фонарь, который заставляет колыхаться тени на плитах. Я достаю термос, наливаю кофе и терпеливо занимаюсь переводом с церковнославянского причудливых стихов, начертанных в изголовьях захоронений. Насколько я понимаю, и склеп, и дом до революции принадлежали какому-то захудалому дворянского роду, загнивание которых любил описывать тот Нобелевский лауреат… не могу вспомнить фамилию, хоть убейте. Виктор Романцев только выкупил места для захоронений… вполне в духе этого нувориша, насколько я понимаю.
В общем, занимаюсь ерундой, но так моя совесть будет хоть немного чиста, когда я буду вынужден сообщить заказчику о неудаче.
Но что же связывает с Романцевыми вас, Алиса?
Не смею надеяться на ваш ответ, но все же надеюсь…
Леонид. 16 октября 202* года
P.S. Сердце сжимается от мысли, что немного вложений достаточно, чтобы никому не нужные окрестности превратить в туристический комплекс
Я опомнилась, скомкала письмо и поспешила на кухню. Древняя сигнальная панель на стене опять покосилась, таблички с названиями комнат, еще живых и навсегда замурованных за минувшие сто лет, висели под углом. На полу валялся завтрак, будто его смели со стола гневной рукой. Нетрезвой рукой. С тех пор, как умерла младшая сестра, отец чаще притрагивался к выпивке, чем к еде. Не знаю… он словно топил в вине тяжелый крейсер водоизмещением в тысячи тонн. Это повторялось не раз, и мне следовало привыкнуть, но тут я разозлилась.
В столь паршивом настроении миновали уборка на кухне, стирка и глажка белья. К тому времени, когда настала пора натирать воском полы, сил уже не было; зато тёмного, ядовитого, дегтярного – вдоволь.
Накрыв хозяевам обед в столовой, я поспешила к себе, будто боялась одуматься, и написала Леониду Аркадьевичу. Так и так, раньше отец работал у последней хозяйки, Натальи Геннадьевны Романцевой. Когда ту застрелили, он привез из города невесту – мою маму, и молодая семья продолжила жить в крыле для персонала. Родители следили за особняком, исполняли обязанности, как и в день смерти хозяйки… За это, насколько я знала, городские и не любили наше семейство. Нам отказывали в вежливости и в существовании: не проводили электричество и газ, не упоминали при переписях 2010 и 2021 года. Думаю, завистники посчитали, будто мы силой захватили дом Романцевых, но на деле наша семья честно следовала правилам и жила только в крыле для персонала.
Я перечитала свое письмо и добавила с полускрытым и удивительным для меня же «волнением», что проведу Леонида Аркадьевича в библиотеку следующим вечером после заката, с одним условием… впрочем, нет, с двумя: не покидать освещённой части дома и не пытаться увидеть мое лицо. Так уважаемый гость изучит нужные документы, соблюдет покой дома и правила вежливости. Если же отцу и гостю не посчастливится встретиться, Леонид Аркадьевич обязался сказать так: «Добрый день, Павел Сергеевич! Я прибыл по исковому делу вашего хозяина, Виктора Михайловича, для чего необходимо в кратчайшие сроки изучить все документы в доме и подготовиться к слушанию» (вычитала это в одной книжке).