Послезавтра летом - стр. 16
– Нет! Не спеть! – откликнулся как по команде хор одноклассников.
Гогот выпутался из сосновых крон, повисел над молочной рекой, и понёсся в сторону маленького городка.
Огонек сигареты сигналил азбукой Морзе из тумана.
– Вот, видишь, Маш, какой твой Олег: не успели позвать – уже здесь. – Катюха, отдуваясь, оттаскивала Петрову от края обрыва, заворачивала в сброшенную олимпийку и недоумевала про себя, почему такая крохотная девица сейчас весит, как мамонт, – а ты: «не хочу, не хочу».
– Какой такой Олег? Я – Валера, – из темноты появился тощий длинный хлыщ в мятой бейсболке. Он быстро огляделся: кроме этих двух девок – никого. – Девушки, а давайте познакомимся, – улыбка была мокрая, в верхнем ряду не хватало зуба, поэтому он слегка присвистывал, – вас двое, нас шестеро. Пацанам такой подарок будет!
– Вали уже, откуда пришёл, не до тебя, – рассмотрев парня, буркнула Катюха, – не видишь, девушке плохо.
– Так я умею сделать хорошо! – Валера смачно хлопнул Катюху по заду.
Шлепок получился такой звонкий, что Маша неожиданно ожила. Мир перестал кружиться и сошёлся в одной точке – на осклабившейся роже незнакомого парня. Маша почувствовала твёрдость земли под ногами, кислый вкус блевотины во рту и страшную ненависть. Он во всём виноват: в том, что школа закончилась, и в том, что надо разъезжаться, и в том, что она – Маша Петрова – напилась до бессознательного состояния. Совершенно ясно. Он и такие как он, наглые сволочи, считающие, что им всё позволено.
– Пошёл отсюда, козёл! Пошёл вон! Кто ты такой, чтобы её трогать? – Маша подпрыгивала, пытаясь выпростать ладонь из рукава, чтобы заехать по наглой морде, – мы тебе мешали что ли? Чё те надо? Всё можно тебе, что ли?
Валера опешил, не ожидал, что только что бывшее бездыханным тело, обнаружит такую прыть. Маша хлестала его рукавами, не переставая орать, мятая бейсболка улетела под обрыв.
Снова все поплыло. Маша пошатнулась, ухватилась руками за росистую траву, а во рту, вместо кислятины, распробовала тошнотворный вкус. С отвращением сплюнула. Густая тягучая слюна оказалась розовой. До этого получать по морде Петровой не приходилось. Оказалось – не больно. Просто неожиданно.
– Дура бешеная, – длинный силуэт Валеры исчезал в тумане.
– Сам козёл, урод, чмо! Мой парень тебя найдет и угандошит! – Маша верещала вслед обидчику, – мой парень – КМС, ноги тебе переломает, сука! – реветь совсем не хотелось, но слёзы полились. Сразу вспомнилось, зачем она припёрлась одна на этот скользкий кисельный берег, чего ей было нужно от молочной реки и вообще. От жизни.
–– Я не …не хочу уходить… Я хочу, чтобы никто … не уходил… Чтобы мы все вместе … чтобы счастливы… все…Весь класс…
– Ты, Петрова, думаешь, одной тебе расставаться неохота? Всем неохота. А куда деваться? Всю жизнь в школе не просидишь. На второй год всем классом не оставляют, – Горячёва рывком подняла Машу на ноги. – Теперь точно надо к реке, умываться. Видела б ты свою рожу.
Защёлкали раскладные стаканчики, аппетитно забулькала водка, со свистом отлетела в кусты опустевшая бутылка-чебурашка.
– Чтоб ты рухнул в эти кусты и зубы себе вышиб о бутылку, придурок! – заорала Владимирова и полезла доставать тару, – сто раз говорила вам, как людям: вот пакет, помойку складывать сюда. Засрали всю планету! Где дети-то ваши жить будут?