Послезавтра летом - стр. 18
С обрыва ссыпались Куварин и Владимирова.
– Жива, дура пьяная?
– Уже почти не пьяная, – Маша прыгнула, не заботясь о сухости майка с «Нирваной», джинсов, и – уж тем более – Олеговой олимпийки – вода такая теплая! Давайте купаться!
– Но дура, – проворчала Катюха, выжимая в камышах одежду.
После купания они шли все вместе, взявшись за руки и орали:
– Слава одиннадцатому «А»!
– Мы – сила! Мы никогда не расстанемся!
Куварин, как пёс, тряс рыжей челкой и распевал новую песню:
– Послезавтра летом встретимся мы где-то!
Олег нёс Машу на руках. Она держала его за шею, болтала ногами, чмокала в подбородок, в щеку – докуда могла дотянуться.
– Ммм… Хлебушком копчёным пахнет, – Куварин вкусно потянул носом, – после купания пожевать – самое то!
– Видать, всю закуску Наташка с Шуриком сожрали, ничего оставить нельзя!
– Бежим, Лен, дограбим недограбленное! – он схватил Владимирову за руку, и они рванули на поляну.
Олег, прижимая к себе сияющую мокрую Машу, помчался за ними. Скорей, к огню, согреться. Только Горячёва, измученная нелогичными каблуками, отстала, скинула туфли и ковыляла босиком, никуда не торопясь.
Костер почти прогорел. С тех пор, как убежали спасать Петрову, никто не поддерживал огонь, но и при таком тусклом свете было видно, что Наташино лицо – цвета берёзовой коры, а с двух сторон её прижали два бугая и оба распускают руки.
Ещё пара незнакомых парней в спортивных костюмах хозяйничали на столе, проверяя посуду на наличие закуски и выпивки. Здесь же по-прежнему храпел Тазов, а Шура Чушков скрючился на бревне, выставив перед собой, как щит, Ромкину гитару.
– Опа… Мы вас не ждали, а вы все шестеро припёрлись к нам, – присвистнул Куварин.
– Молодцы, выпускнички! Девок намыли, накупали, куда надо привели, – небольшой коренастый парень деловито прикурил от головешки. – Теперь свободны. Девки потом придут.
– Пацаны, мы вас не трогали. Если надо, возьмите водки и давайте разойдемся мирно, – Олег всё ещё держал Машу на руках, – Наташа, иди к нам.
– Не отпускать бабу! Ты – основной? Поставь девочку на место. Валера, эта язык тянула?
– Она. Залупалась. Ноги сломать грозила. Бешеная.
– А ты – урод! – взвизгнула Маша, спрыгивая на землю, – щаз мы с вами разберёмся, припёрлись на чужое место!
– Эй, основной, ты что ли КМС, получается?
– Я – КМС, – отозвался Чушков из-за гитары, – по легкой атлетике.
– А щаз чё, забыл, как бегать? – братки заржали, – придется проверять, чьи ноги крепче, – коренастый щелчком отбросил бычок в темноту.
– Парни, я серьезно, – Олег шагнул в сторону компании, – проблемы никому не нужны.
– Мне бы яблочка куснуть, водки тяпнуть и уснуть! – Горячёва, наконец, дотащилась до костровой поляны, растолкала жующих спортсменов, – гости, что ли у нас? – и полезла в банку, пытаясь поймать одинокий плавающий в рассоле, огурец. – Чего ты разлёгся здесь, Тазов?
Серёга Тазов по-прежнему лежал на покрывале, среди разбросанной еды, а из-под его головы мирно вытекало красноватое пятно.
– А-а-а! Убили! Убили Тазова, сволочи! – чего стоите-то? – Горячёва шарахнула банку о бритую башку ближайшего братка, рассол потек за шиворот.
– Девки, быстро в лес! – заорал Мизгирёв.
Маша отлетела в сторону и стукнулась головой обо что-то твердое. Перед глазами снова всё поплыло. И молочная река, и зыбкий берег добрались, доползли до их поляны.