Последний вздох господина - стр. 3
В самом сердце дворца, в просторном тронном зале, восседал Сюн Ли, император Поднебесной, чья фигура казалась неотделимой от массивного трона, вырезанного из чёрного камня и холодного, как ледяная бездна, слившегося с его плотью в единое целое. Широкие плечи его слегка сутулились под тяжестью мантии, сотканной из чёрного шёлка, и ткань струилась по телу плавными волнами, расшитая золотыми драконами, чьи когти вцепились в неё, готовые в любой миг разорвать в клочья. Лицо императора, выточенное резкими линиями, обрамляли высокие скулы и глубокие тени под глазами, хранящие отпечаток бессонных ночей, выжженных долгими годами власти, оставившими следы на его коже. Тёмные, бездонные глаза пронизывали всё вокруг острым взглядом, однако в их глубине тлела усталость, не гнетущая тело, а грызущая душу, подобно ошейнику, в который превратилась его корона, сдавливая горло с каждым вдохом. Чёрные волосы, пронизанные серебристыми нитями седины, были стянуты в тугой узел и увенчаны нефритовой короной, чьи шипы впивались в виски, оставляя тонкие алые борозды, из которых кровь стекала по коже медленными струями, капала на мантию, но он не замечал этих следов, не чувствовал их тепла, погружённый в собственное существование, где боль стала привычной тенью.
Пространство зала вокруг него дышало пустотой, нарушаемой лишь присутствием стражников, чьи фигуры в латах из чёрной бронзы высились вдоль стен, недвижимые, подобно каменным изваяниям, охраняющим мёртвый покой. Шлемы, украшенные вырезанными драконьими мордами, скрывали их лица, и лишь тяжёлое, влажное дыхание выдавалось наружу, становясь единственным свидетельством жизни, таящейся под металлом. Отполированный мрамор пола отражал дрожащий свет факелов, но их пламя тлело болезненным, чахоточным жаром, трещало и плевалось дымом, отбрасывая длинные, изломанные тени, пляшущие по стенам в зловещем танце. В углу зала дымилась бронзовая курильница, из которой поднимались густые спирали дыма, пропитанные ароматом сандала, смешанным с тошнотворным смрадом гнили, и этот запах служил ритуальной данью Чёрному Дракону, мифическому владыке Поднебесной. Легенды утверждали, будто он пожрал солнце, обрекая мир на вечные сумерки, но Сюн Ли отмахивался от этих сказок, считая богов выдумкой слабых умов, хотя ритуалы соблюдал неукоснительно, понимая, как страх народа сковывает их души цепями его власти.
Сюн Ли восседал неподвижно, пальцы его сжимали подлокотники трона с такой силой, что костяшки побелели от напряжения, оставляя в камне едва заметные следы. Перед ним, склонившись на колени, замер генерал Ван, старик, чьё лицо, изрезанное шрамами, напоминало карту проигранных сражений, и жалкий вид выдавал внутреннюю дрожь, скрытую под маской покорности. Доспехи его, некогда сверкавшие гордостью, потускнели под слоем ржавых пятен, а седая борода мелко подрагивала, обнажая тревогу, которую он тщетно пытался утаить. Он явился с вестями с юга, где последний мятеж был безжалостно растоптан под железной пятой императорской армии, оставив после себя лишь пепел и сломленные кости.
– Мой господин, – голос Вана, хриплый и выжженный дымом битв, резал слух своей грубостью, проникая в тишину зала, – южные племена сломлены, их вожди мертвы, а деревни обращены в пепел огнями наших факелов. Остатки явились с дарами, знаменующими покорность, и склонились перед вашей волей.