Последний вздох господина - стр. 4

Сюн Ли слегка склонил голову, не отрывая взгляда от старика, и губы его дрогнули, растянувшись в холодной, мертвенной улыбке, обнажившей зубы, острые и белые в тусклом свете.

– Дары? – голос его, низкий и скрежещущий металлом, прорезал тишину зала, наполнив её презрением. – Они возомнили, будто способны купить мою милость, поднеся мне жалкие подношения, недостойные даже пыли под моими сапогами?

Ван сглотнул, горло его дёрнулось, взгляд опустился к мрамору, а пальцы, стиснувшие рукоять меча на поясе, побелели, выдавая страх, который он тщетно пытался скрыть за маской повиновения.

– Не милость ищут они, мой господин, – проговорил он, голос дрожал еле заметно, срываясь на хрип, – страх движет ими, и вас чтут как воплощение воли Чёрного Дракона на земле. Золото, ткани и женщина – вот их подношение, принесённое в надежде унять ваш гнев.

Сюн Ли прищурился, услышав о женщине, и брови его слегка приподнялись, хотя глаза сохранили пустоту, а по лицу скользнула тень скуки, холодная и безразличная. Рука его поднялась в небрежном жесте, точно отгоняя назойливую муху, и стражники у входа расступились, звеня металлом доспехов в гулкой тишине, пропуская новую фигуру в зал.

Её ввели в тронный зал, и каждый её шаг сопровождался тяжёлым звоном цепей, гулким и мрачным, точно похоронный колокол отмерял её путь к трону, эхом отражаясь от стен. Линь Юэ двигалась медленно, кожа её, бледная до серого оттенка, хранила мертвенный холод, будто солнце не касалось её тела долгие годы, оставив лишь тень жизни. Однако глаза её – чёрные, с отблесками раскалённого угля – пылали огнём, которого этот дворец давно лишился, и в их глубине таилась сила, острая и непреклонная, пронзающая мрак. Волосы, длинные и спутанные, падали на лицо густым занавесом вороньих перьев, пропитанных едким запахом дыма и крови, цеплялись за кожу, липли к щекам, скрывая часть её черт. Платье из грубого серого льна, разорванное у подола, висело на ней жалким лоскутом, не скрывая багровых синяков на запястьях и тонких шрамов, пересекающих шею нитями застарелой боли. Цепи тянули её вниз, железо впивалось в плоть, оставляя кровавые следы, однако голова её оставалась высоко поднятой, а взгляд, дерзкий и яростный, вонзился в Сюн Ли, неся в себе вызов, голый и необузданный, лишённый малейшего намёка на страх или мольбу.

– Кто она? – голос Сюн Ли стал громче, в нём мелькнула трещина, тонкая и почти неуловимая, будто камень дал первый раскол под незримым напором, выдавая любопытство.

Ван кашлянул, ладонь вытерла пот со лба, оставив грязный след на морщинистой коже, и голос его дрогнул, выдавая напряжение, сковавшее старика.

– Линь Юэ, дочь последнего вождя южных племён, – ответил он, слова вырывались с трудом, цепляясь за горло, – её выволокли из пепла их столицы, сожжённой нашими огнями, оставившей лишь дым и кости. Поговаривают, она проклята – мать её призвала духов юга, дабы отомстить нам, и племя отдало её вам, надеясь снять с себя этот груз, умилостивить вашу ярость.

Сюн Ли поднялся с трона, мантия зашуршала, ткань колыхнулась, и золотые драконы на вышивке ожили в дрожащем свете факелов, когти их блеснули, отражая пламя, будто радуясь предстоящему зрелищу. Шаги его загудели по ступеням, тяжёлые и размеренные, каждый звук отдавался эхом в мёртвой тишине зала, пока он не остановился перед ней, вглядываясь в её лицо с холодным интересом. Наклонившись, он втянул воздух, пропитанный её запахом – горьким дымом сожжённых жизней, едким и резким, далёким от сладости его курильниц, и ноздри его дрогнули, ощутив этот аромат. Дыхание её оставалось ровным, но грудь вздымалась чуть быстрее, выдавая напряжение, скрытое под маской вызова, непреклонной и острой.