Последний вздох господина - стр. 5

– Проклята, говоришь? – пальцы его сжали её подбородок, заставляя поднять лицо выше, и кожа под ладонью оказалась холодной, мертвенной, точно он держал остывший труп, лишённый тепла. – Мне видится лишь добыча, сломанная, но ещё живая, цепляющаяся за остатки своего огня.

Она дёрнулась, цепи натянулись, звеня железом, удерживая её в стальной хватке, однако усмешка искривила её губы, обнажая мелкие острые зубы, блестящие от слюны, и глаза её сверкнули яростью.

– Добыча? – голос её, хриплый и твёрдый, с южным акцентом, резал слух, острый, как нож, скользящий по стеклу, вонзаясь в тишину. – Ты пожрал мой дом, император, обратил мой народ в пепел под своими факелами, оставив лишь дым и кости на ветру. Чего ещё жаждешь – моей крови на своих руках, чтобы утолить свою пустоту?

Слова её ударили его, холодным ветром хлестнули по лицу, всколыхнув пустоту внутри, и впервые за годы сердце его дрогнуло – не от страсти или гнева, а от бездны, разверзшейся глубже, чем он ожидал, обнажая трещину в его броне. Пальцы разжались, отпустили её подбородок, оставив красные следы на коже, и он повернулся к Вану, глаза сузились до тонких щелей, полных презрения.

– Оставьте её здесь, – бросил он, голос сухой и резкий, прорезал воздух, наполнив его приказом, – и убирайтесь, все до единого, пока я не передумал.

Ван склонился, борода коснулась пола, стражники шагнули вперёд, их руки в латах ухватили цепи Линь Юэ и потащили её к колонне, где железо врезалось в кольцо на полу, сковывая её намертво с резким звоном. Она не сопротивлялась, однако взгляд её, острый и яростный, буравил спину Сюн Ли, пока зал не опустел, оставив лишь тяжёлую, гнетущую тишину, обрушившуюся на плечи, точно могильная плита. Сюн Ли сел на трон, пальцы стиснули подлокотники, ногти впились в камень, оставляя глубокие борозды, и глаза его нашли её, встретившись с тем же дерзким огнём. Она не отвела взгляда, пронзая его своей волей.

За окнами ветер взвыл, унося пепел сожжённых земель в чёрную даль, и Чёрный Дракон, если он существовал, хранил молчание, оставляя их наедине с этой тишиной, полной напряжения.

Ночь опустилась на Дворец Чёрного Неба, набросив саван на гниющий остов мира, и ветер за окнами тронного зала ревел, царапая стены ледяными когтями голодных духов, воющих в темноте. Внутри царил мрак, прорезаемый лишь треском факелов, чьё пламя плевалось искрами, выхватывая из тьмы осколки мрамора, покрытые трещинами, и ржавые пятна на цепях Линь Юэ, сковывающих её у колонны. Железо вгрызлось в её запястья, разрывая кожу, и кровь текла по рукам, густая и алая, капала на пол, собираясь в маслянистые лужицы, чёрные в тусклом свете, отражавшие дрожащее пламя. Платье её, рваное и пропитанное потом, прилипло к телу, обрисовывая худые рёбра, багровые синяки и шрамы, высеченные болью, оставленные на её коже солдатами.

Сюн Ли поднялся с трона, шаги его отдавались гулко, мантия волочилась следом, шурша, точно змеиная кожа скользила по камням, и драконы на золотой вышивке корчились в агонии, когти их цеплялись за ткань, пропитанную её присутствием. Он остановился перед ней, втянул воздух, пропитанный её запахом – горьким дымом сожжённых деревень, смешанным с металлической вонью крови, – и ноздри его дрогнули, ощутив этот аромат, резкий и чужой. Пальцы его, длинные, с ногтями, заточёнными, как когти, сжались в кулак, затем разжались, дрожа от жажды сломать её, раздавить этот взгляд, полный презрения, выжечь его, погасить, как угли под ледяным ливнем, уничтожить её волю.