Последний вздох господина - стр. 2

Худой юноша встал, его залатанный плащ зацепился за ветку, торчавшую из грязи, ткань треснула, пахнущая пылью. Он шагнул за ней, зажатый в руке нож дрожал, его лезвие чиркало по воздуху, будто искало врага, которого не было. Тёмные глаза ловили её тень, но губы молчали, словно страшились её слов, режущих глубже стали. Он остановился вблизи реки, грязные сапоги тонули в тине, запах крови и земли душил его, но он смотрел на сгорбленную спину старухи.

– Что будет? – выдохнул он, хриплый голос сорвался наперекор смелости, пальцы сжали нож, лезвие вонзилось в грязь, оставив рану, заполненную тиной. – Город… он выстоит?

Старуха обернулась, её мутные глаза пугающе блестели. Она хрипела, сухие губы шевелились, слова падали, словно пепел, оседавший на её пропахший гарью плащ. Костлявые пальцы сжали воздух, будто ловили тени, висевшие в дыму, их очертания дрожали, словно люди, чьи судьбы рвались.

– Кровь зальёт землю, – прошелестела она, низкий голос резал ночь, будто клинок, её глаза впились в него, словно видели его душу. – Но чья душа её выпьет, мальчик? Чья?

Юноша отступил, его хлюпающие сапоги оставили следы, растворившиеся в пропитанной тиной грязи. Грудь сжалась, густой воздух, пахнущий кровью, гарью, смертью, душил его, он сглотнул, сухие губы дрогнули, но слова умерли. Он смотрел на реку, где мёртвая птица всплыла, её багровые перья блестели, словно предупреждение, которого он не смел понять. Тупой нож выпал, утонул в грязи, его лезвие блестело, напоминая глаз, видящий конец. Он повернулся, тяжёлые шаги тонули в вое ветра, рваный плащ колыхнулся, цепляясь за тростник, ломающийся и падающий в реку.

Сгорбленная старуха осталась у воды, её длинная тень дрожала наперекор гаснущему в небе свету. Она хрипела, костлявые пальцы сжали последнюю кость, чьи вырезанные узоры блестели, пропитанные кровью, и бросила её в реку, где та утонула, пузыри взвились, словно души без покоя. Её сухие губы шевельнулись, хриплые слова тонули в вое ветра, их звук резал ночь. Пепел падал, его хлопья липли к её плащу, к коже, пропитанной тленом, и она смотрела на реку, где тени шёлка и мантии вились, будто танцевали наперекор смерти, ждавшей их всех.

Дворец Чёрного Неба возвышался над бескрайней равниной, высеченный из обсидиана и костей, и в его мрачной громаде проступали очертания исполинского черепа древнего зверя, чья смерть растворилась в глубине веков, оставив лишь тень былого ужаса. Острые шпили, беспощадные в своей резкости, пронзали низко нависшие облака, густые и свинцовые, которые окутывали Поднебесную непроницаемой пеленой, будто небеса наложили на эти земли вечное проклятие, не подлежащее искуплению. В народе шептались, будто боги отвернулись от здешних просторов, обрекли их гнить под тяжёлым покрывалом дыма, и ни лучи дня, ни покров ночи не могли разогнать эту удушливую мглу. У подножия дворца раскинулся город-призрак, где дома из серого камня, покрытые копотью, сгорбились в безмолвном отчаянии, жались друг к другу, точно перепуганные тени, ищущие утешения в своём одиночестве. Улицы его зияли пустотой, лишённые окриков торговцев и звонкого детского смеха, а ветер, скребущий когтями по мостовой, вместе с тощими псами, рыскающими среди куч отбросов и хрипло лающими в тишину, нарушал мёртвую скорбь, царящую над этими землями. Жизнь здесь угасла давно, и лишь призрак былого остался, раздавленный железной волей одного человека, чьё имя внушало трепет.