Посёлок (барамберус рокакану) - стр. 10
Дома я сразу спать легла, но долго не могла заснуть, бабки, гордость меня распирала: эх, дед мой помер: он бы за меня порадовался: как я следствие провела.
Дед-то меня любил, несколько лет за мной ухаживал, прежде чем мы поженились.
А было это вот так: сделал он мне предложение, а я ему в ответ толстую книгу дала – про что сама не знаю – не читала.
– Прочти, ― говорю.
На другой день он приходит: ― Ну что, выйдешь за меня замуж?
– Книгу прочёл?
– Да.
– Врёшь.
– Ну, почти прочел.
– Дочитай до конца.
– Ты что издеваешься надо мной, я сроду таких толстых книг в руках не держал.
– А эту прочти.
– Вот упёрлась, ладно прочту.
На другой день прибегает: весь сияет. Я в книге-то ближе к концу написала карандашиком: «Я согласна».
Утром проснулась я, позавтракала и на улицу, а там красотища: ночью пурга была: карнизы обмахнула, чехлы на деревья новые одела. Хорошо! Снега на ветвях столько, что и не знаешь: как он держится, кажется, закон земного притяженья ему не писан.
Я прутик нашла и начертала на снегу: «Дура». Буковки ровные, наклон соблюдён. Красиво получается! Да какая же я дура!? Бабу Веру вокруг пальца обвела. Ха-ха!
Иду. Посёлок пробудился. Мать-царица, у нас голуби летают, да голубицы. Мне хоть дворец предложи, хоть ларец – никуда с посёлка не поеду. Воздух у нас здесь какой! А на солнцепёк выйдешь – так волны по телу и прокатываются, словно стоишь голенькая, а сверху тебя из ковшика тёплой водичкой поливают.
Иду, вдруг вижу: баба Вера бежит. Платок набок съехал, губы сжаты, а ноздри как у рысака на скачках раздуваются.
– Куда торопишься, подруга? – спрашиваю.
– Убивать иду, ― баба Вера зубами скрипит.
– Кого? ― делаю я вид, что не понимаю.
– Пашку Сазонова.
– Чем же он провинился? – строю из себя дурочку.
– Богатства мои украл.
– Это не он. У него алиби.
– Какое алиби!? Попадись мне этот паскудник: на одну ногу стану, за другую дерну, и поминай, как звали.
– Подожди, подожди, ― я от смеха давлюсь, ― ты что свое расследование провела?
– Тут никакого расследования не нужно – мыши.
– Какие мыши?
– Мыши в банке: одна белая, другая серая – Пашкины.
– Знаю: научные.
– Я эту банку у себя в сарае нашла.
– Ну и что?
– А то, что мой клад пропал. А на его месте банка с мышами стоит.
Я не выдержала – засмеялась.
– Ты что? – баба Вера на меня подозрительно смотрит.
– Получается, он мышей забыл? ― я себя в руки взяла.
– Выходит, что так.
– Повезло тебе, что преступника так легко нашла! – я за бабу Веру радуюсь.
– Всё: убью его и точка.
– Подожди. Можно один вопрос: а как сокровища твои в сарае оказались?
Баба Вера замялась, а потом говорит:
– Я спрятала, ― и глаза вниз опустила.
– Михей туда отнес? – я спрашиваю.
– Михей, – баба Вера призналась.
– А говорила, что украли, ― я головой покачала.
– Это я для людей, ― баба Вера оправдывается, ― чтобы думали: с меня взять нечего. А видишь, как все получилось! – у бабы Веры слезы на глаза навернулись, думаю, ох, сейчас реву будет!
– Ладно, ― говорю, ― открою тебе тайну. Пашка здесь не причем.
Баба Вера на меня глаза вскинула:
– Как так!?
– Я твой клад перепрятала.
– А мыши?
– Тоже моя работа: на ложный след тебя хотела навести.
– Вот зараза!
– А ты как поступила?
Баба Вера шаг ко мне сделала и как схватит меня за грудки:
– Говори, где сокровища, а то удушу.
– Тише, тише, – я бабу Веру успокаиваю, ― убьешь ненароком – никогда не узнаешь.