Посёлок (барамберус рокакану) - стр. 11
Баба Вера хватку ослабила:
– Говори, вредительница.
– В сарае у другой стены. Под мешком с обувью.
Баба Вера меня освободила:
– Ну, если наврала! – кулак показывает.
– Людям-то что сказать? ― я шарф поправляю.
– Ничего не говори, пусть думают, что я нищая.
– А будут спрашивать?
– Мы в клубе концерт устроим, они и забудут, ― баба Вера нашлась.
– Ну, ты ловкачка! – я говорю.
– Учись у меня: подальше положишь, поближе возьмешь! – баба Вера мне подмигнула.
Черный Великан
На другой день проснулась я в двенадцать часов. Лежу на кровати, вставать лень: да и куда спешить: дело большое сделала: козни баба Веры разоблачила и кривду в поселке вывила. Теперь у нас покой и порядок. Хотя, что в этом хорошего? Заняться нечем!
Потягиваюсь я в постели, вдруг в окно стук: смотрю: Веркин хохотальник за стеклом маячит. Форточку открыла, слышу: баба Вера кричит:
– Вставай, подруга, пора на концерт, а то меня вопросами замучили.
– А кто ж выступать будет? ― я спрашиваю.
– Увидишь, я все организовала.
Перекусила я наскоро, оделась, выхожу: баба Вера меня ждет:
– Я вот что придумала, подруга: концерт концертом, но мы еще должны средства собрать.
– Какие средства? – я не поняла.
– Для поиска Ленки, без средств какой поиск!?
– Правильно, ― головой киваю.
Хорошо, что баба Вера согласилась, Ленку искать: а средства ― пусть собирает, если без них не может, мне, например, для поисков никаких денег не нужно. Я для себя ищу: потому что не могу спать спокойно, когда человек пропал!
Пошли мы с бабой Верой к клубу, по дороге народ созываем:
– Пашка Сазонов – ну-ка с нами, организованно.
– Чувилка – ты вообще копилка.
– А Семен Авксентич – снял вчера проценты.
Семён Авксентьевич – это наш директор школы. Интересный мужчина, только очень сладкоречивый, как-то встретил меня и говорит:
– Знайте, Ольга Ивановна, вы для меня – грёза.
– Так уж и греза!
– Абсолютно верно.
– Какая я тебе «греза» – вон молодых-то сколько!
– Молодые все курлыкалки, а Вы женщина самостоятельная, можно сказать: мечта-женщина.
Вот как лебезит. Я уши развесила, а он продолжает:
– От такой женщины вечно аромат весны.
Врет ведь, а все равно приятно!
Пришли мы с бабой Верой в клуб, народ тоже подтягивается. У нас только повод дай: ведь как ни собранье – веселье. Пашка Сазонов полезет на сцену, да оступится – все в смех: «Гусь лапчатый!» Евдокия Ивановна захочет пирожок купить, да мелочь уронит – опять смешно: «Дуняша – растеряша», новую кофточку на ком заметят – хохочут: «Ирка – расфуфырка». А что смешного!?
Расселись мы, значит, ждем. Пашка Сазонов из-за кулис выходит – баба Вера его концерт вести назначила, и объявляет:
– Барамберус.
– Что? – из зала кричат.
– Барамберус рокакану!
– Что? Что? – опять народ недоумевает.
– Не поняли? ― Пашка улыбается, ― вот и я ничего не понял, слушайте стихи!
На сцену Жорик выходит, пиджачок-то ему маловат, словно от долгов, и как бабе Вере не стыдно, давно пора сыну новый купить!
Жорик лицо проникновенное сделал, руку вперед протянул и говорит нараспев:
– Бияки карараби
Каписка парасест
Униба икояни
Васаби ждет рассвет!
Зал замер, было слышно, как поросенок Чувилки на улице хрюкнул – тишина стояла не меньше минуты, наконец, баба Вера спрашивает радостно-удивленным голосом (так с сумасшедшими разговаривают или с детьми):
– Про что это, Жора?