Порочные. Ты – мой запрет - стр. 22

– Тогда я уйду. Разведусь, – выкрикивает она резко на эмоциях. – Я не собираюсь жить так и терпеть такое отношение к себе.

Филипп снова не удостаивает её взглядом, а только усмехается.

– Не посмеешь. Развод будет только тогда, когда я этого захочу. А пока – ты моя жена. И должна вести себя соответственно. Терпи, молчи, улыбайся в обществе. И запомни главное: если ты посмеешь выкинуть какую-нибудь глупость – это отразится на моей репутации. А я не позволю её портить ни тебе, ни кому-либо ещё.

От его угроз ей впервые в жизни становится по-настоящему страшно. Вивиан чувствует себя не женщиной, а вещью – дорогой, блестящей, но пустой внутри. Неужели Лэндон был прав, когда назвал её наивной дурой, которая сама сделала этот выбор?

На следующий день Лэндон едет на такси в дом отца за своей машиной вместе с Ноа. От того, как обычно, пахнет дымом, дешёвым алкоголем и чем-то приторным – то ли жвачка с клубничным вкусом, то ли остатки последнего трипа, въевшиеся в кожу. Ноа сидит развалившись рядом, в капюшоне, с пустым взглядом, устремлённым куда-то за пределы происходящего. Он почти не здесь. Он вообще редко бывает здесь – в реальности.

Но Лэндона это и цепляет. Ноа по-настоящему живой – хоть и давно выпал из жизни и заблудился в собственной зависимости. И, чёрт возьми, это всё равно делает его лучшим другом Лэндона. Тем обиднее осознавать, что Ноа мог бы жить совсем иначе. Он сам родом из очень обеспеченной семьи, и очень жаль, что деньги ему нужны лишь для того, чтобы покупать отборную дурь.

– У тебя с утра глаза как у мертвеца, – бурчит Лэндон, когда они подъезжают к воротам.

– Это ты сейчас комплимент сделал? – усмехается Ноа и машинально чешет нос из-за регулярного употребления. – Да и наплевать, как я выгляжу.

Лэндон не отвечает, потому что уже оставил все попытки помочь другу слезть.

Они въезжают на территорию особняка – ухоженные клумбы, охрана, беседки, и всё это вызывает у Лэндона не гордость, а презрение. Парни выходят из такси и направляются к гаражу, стараясь оставаться незамеченным для хозяев дома. Но на пороге неожиданно появляется отец.

– Жду вас в столовой на обед, – говорит Филипп. Не спрашивает. Приказывает.

– Мы вообще-то просто за машиной заехали, спешим, – сухо отвечает Лэндон.

– Обедать. Вместе. Сейчас, – отчеканивает каждое слово отец, давая понять, что не потерпит возражений.

Лэндон безнадёжно закатывает глаза и вздыхает, но понимает, что деваться некуда. Они заходят в прохладную, вылизанную до блеска столовую. На столе уже всё аккуратно разложено: серебро, фарфор, белоснежные салфетки. Всё, как всегда.

– А где Вивиан? – спрашивает Филипп у прислуги.

– В своей комнате, мистер Торнвел.

– Скажи, чтобы спустилась.

Лэндон переглядывается с Ноа. Тот чуть ухмыляется – его всегда забавлял этот фарс.

Через пару минут в дверях появляется Вивиан. Она, как всегда, держится идеально: лёгкий запах дорогих духов, безупречный макияж, ни единой выбившейся пряди, элегантное платье. Но Лэндон приглядывается внимательнее – и видит то, что бросается в глаза не сразу.

Её веки чуть припухшие, в уголках глаз лёгкая краснота, будто она всю ночь не спала. Взгляд – усталый, чуть тусклый, как у человека, который слишком долго держался, а потом всё-таки сорвался. Лэндон не говорит ни слова, но понимает: она плакала. И теперь стоит перед ними, собрав себя заново, как куклу – аккуратно, по частям, чтобы снова соответствовать роли.