Порочные. Ты – мой запрет - стр. 24

Именно в этот момент её внимание задерживается на Ноа чуть дольше, чем принято в приличном обществе. Не просто как на очередного приятеля Лэндона.

– Никто давно не говорил мне ничего такого. Приятно, что хоть кто-то здесь видит во мне привлекательную женщину, – добавляет она, не глядя на мужа.

В комнате воцаряется тишина, не слышно даже звуков столовых приборов. Лэндон резко переводит взгляд на отца. Филипп больше не улыбается. Его челюсть сжимается. Выражение лица становится ледяным.

– Ноа, – обращается он к нежеланному гостю, не повышая голоса. – Подожди Лэндона на улице.

– А я же, вроде как, приглашён на обед, – широко улыбается тот, показывая всем своим видом, что его такой тон ни капли не задевает.

– На улице, – повторяет Филипп, уже без тени гостеприимства.

Ноа встаёт, театрально выставляет руки в жесте капитуляции, и, покачиваясь, выходит. Филипп медленно поднимается из-за стола, глядя на Лэндона.

– Пройдём в кабинет, – говорит он приказным тоном. – Надо кое-что обсудить.

Лэндон молча отодвигает недопитую чашку и встаёт, чувствуя, как напряжение в воздухе сгущается с каждой секундой. Бросает короткий, но цепкий взгляд на Вивиан. Она сидит неподвижно, внешне спокойна, будто всё под контролем. Но он сразу замечает: пальцы едва заметно дрожат, челюсть сжата.

Он идёт за отцом, зная, что разговор будет жёстким. И, скорее всего, закончится не в пользу Лэндона.

Когда дверь кабинета захлопывается за ними, Филипп проходит к бару, наливает себе янтарной жидкости и поворачивается к сыну:

– Этот твой дружок – Ноа – дерьмовая компания. Он законченный наркоман, и если ты думаешь, что твоё общение с ним не отразится на репутации семьи, то ты глупее, чем я думал.

Лэндон криво скалится:

– Семьи? Ты серьёзно? Ты когда-нибудь вообще думал о семье, кроме как о том, что о нас подумают на светских приёмах?

Филипп делает глоток, медленно, как будто пытается держать себя в руках, чтобы не сорваться. Но вся его жестокая натура всё равно вырывается наружу в голосе:

– Я всё ещё твой отец. И если ты не начнёшь вести себя как подобает, у тебя не будет ни имени, ни положения, ни наследства.

Лэндон смеётся. Глухо, безрадостно:

– Наследства? Отличный аргумент, отец. И кто же тогда станет продолжением твоей фамилии и власти? У тебя нет больше детей, кроме меня. Или ты забыл?

Филипп смотрит на него пристально, и голос его становится ледяным:

– Значит заведу новых.

В комнате наступает гробовая тишина. Лэндон смотрит на отца, и в его глазах появляется странное выражение – не страх, не злость. Что-то глубже. Осознание.

– Конечно, – говорит он тихо. – Ты ведь всегда ищешь замену тем, кто перестаёт быть тебе выгодным. Жёны, дети… Все являются для тебя лишь расходным материалом.

Он поворачивается к двери.

– Тогда не забудь научить новых детей молчать и подчиняться. Со мной вот не вышло, и я вырос бракованным, – кидает на прощание, даже не обернувшись.

И выходит, не дожидаясь ответа.

Вивиан бездумно бродит по магазинам – от одного бутика к другому, даже не всматриваясь в витрины. Она идёт медленно, ленивой походкой человека, у которого нет цели. Ни одна вещь не вызывает интереса. Ей не нужно ничего покупать. Просто хочется делать вид, что день имеет хоть какой-то смысл. Что она ещё способна выбирать, решать, хотеть. Хотя на самом деле – лишь убивает время.