Полночные тени - стр. 66
Зигват схватился за рукоять сабли.
Клинок, вынимаемый из ножен, яростно звякнул, холодно сверкнул в серебряном свете луны.
Стоящий у парапета послушник даже не успел вскрикнуть, когда его голова отделилась от тела и, окропляя темной кровью, покатилась по щербатым каменным плитам.
Дальше-дальше-дальше! Не надо больше сдерживаться, не надо стараться ступать бесшумно…
Зигват вклинился в толпу магов, закрутился юлой, сабля превратилась в смертоносный вихрь.
Вскрики.
Захлебывающиеся хрипы.
Чавканье мяса.
Льющаяся кровь.
Искаженные ненавистью глаза и рты.
Блестящие тяжелые металлические дубинки.
Не останавливаться.
Бить.
Вернуться нельзя.
Они все сдохнут!
Стиснув зубы до скрежета, Зигват смотрит вперед – на еще одну бесконечную лестницу, ведущую к воротам в замок.
Не оборачиваться, нет, не оборачиваться.
Сын помнит об указаниях. И справится. Он бежит за ним, его шаги нельзя спутать с остальными.
Время будто застыло. Когда все закончится?! Враги падают у ног, словно подкошенные. Сколько же их, великие боги?!
Не все умирают быстро, – кому-то удается дубинкой ударить в грудь или в плечо.
Наплевать. Вперед. Вперед. Вперед. Если остановиться – то всё. Конец.
Рыча от злости, Зигват дорвался до широкой лестницы, ноги сами понесли по массивным ступеням.
Десятки скрюченных пальцев пытаются ухватиться за плащ. Мрачная тьма наваливается со всех сторон, пытается задушить. Плиты под ногами крошатся, вздымая облачка каменной пыли.
Одна из брошенных металлических дубинок врезалась в висок, перед глазами брызнули звезды, тело повело в сторону.
Но Зигват удержался на ногах и продолжил восхождение.
Вот ворота выросли над головой, впереди показался широкий коридор, ведущий в лабиринт залов дворца, затем – еще один и один.
Стены проносятся мимо, дыхание сбивается, подошвы едва не разваливаются от бега…
Свободная рука упирается во что-то теплое и липкое.
Клинок рассекает плоть врагов…
Потом миг, вечность – и послышался жалобный шепот.
– Папа! Папа! Стой!
Колени подогнулись, и Зигват растянулся на полу.
Сабля выпала и жалобно брякнула.
– Нет! Нет! – закричал он.
Кто-то схватил за плечи.
– Я не сдамся! Не умру! Налай!
– Папа, успокойся!
Зигвата словно ледяной водой окатили.
Брови удивленно поползли вверх. Лицо сына перепачкано в крови, под правым глазом вспухает здоровенный синяк, на лбу тянется длинная царапина. На плаще расползаются алые пятна.
Дрожащими руками Зигват принялся осматривать Налая.
– Ты в порядке? – спросил он. – Ранен? Дай я взгляну.
– Со мной все холошо. Я испугался, что не успею за тобой. Папа, ты так побежал. И я… Я… Один из послушников плеградил мне путь. Он схватил меня за плащ и… А ты был уже далеко, не видел. Я звал тебя…
Сердце болезненно сжалось, и Зигват обнял сына.
– Всё хорошо, мой мальчик. Мы прорвались.
«Прорвались ли? Послушники так просто не сдадутся».
Он осмотрелся.
Потолки в коридоре высокие, утопают во мраке. Слабый голубой свет вырывается из каменных щелей на стенах – недостаточно светло, конечно, но лучше идти в сумраке, чем в полной темноте.
По крайней мере, одной проблемой меньше.
На ровном каменном полу валяются, укрытые толстым слоем пыли, части статуй: головы героев древности, мускулистые руки и ноги.
– Нам нужно идти дальше, – сказал Зигват.
– Папа…
Налай не договорил, нижняя челюсть задрожала, на глазах выступили слезы.