Покров над Троицей - стр. 30

–Вот те крест! – с готовностью повторил стрелец.

–Научи меня из пищали твоей стрелять! – прошептал писарь, опустив голову и глядя исподлобья. – Я тоже хочу супостата бить!

–Добре! – ответил Игнат без тени улыбки. – Будет тебе наука стрелецкая. Всё покажу, что сам знаю. Но и ты меня, брат Иван, не подкачай. Хорошо учи! Я тогда ещё одну грамотку составлю и отошлю Папе Римскому, поведаю, что творят его слуги в Отечестве нашем. Может, проймёт… А не проймёт, так и сам со своей пищалью к нему наведаюсь. Тогда разговор совсем другой будет…

      Ивашку посадили в торце длинного стола в покоях архимандрита. Долгоруков сел по правую руку, Иоасаф – по левую. Ивашкину попытку вскочить и поясно поклониться мягко пресекли и долго разглядывали писаря, словно чудо заморское. Отрок под придирчивыми взглядами двух высокопоставленных особ бледнел, потел, в конце концов понял, что нестерпимо хочет справить малую нужду, но сообщить об этом не решился, собрал всю волю в кулак и широко улыбался, переводя взгляд со священника на князя и обратно.

– Расскажи, сын мой, – речь Иоасафа обволакивала, звучала медленно и мягко, – где ты встретил монаха, что баял тебе про приступ. Как он выглядел и что сказал. Только Христа ради, не прибавляй ничего от себя, чтобы не заплутать в своих сказках.

Ивашка с готовностью кивнул, закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и подробно описал все обстоятельства встречи со старцем, его голос, выражение лица, одежду, стараясь быть точным и ничего не упустить. Раскрыв глаза, увидел непрерывно крестящегося архимандрита и удивленного воеводу.

–Господи помилуй, – промолвил Иоасаф, поднялся, прошелся в задумчивости вдоль стола, остановился в красном углу и сотворил еле слышно молитву, не отрывая взгляд от иконы с лампадкой.

–Не знаю, Иван, за что благодать сия тебе дарована, – задумчиво произнёс архимандрит, возвращаясь к столу, – но по рассказу удостоился ты посещения самого преподобного Сергия, игумена Радонежского, обители нашей основателя и земли отеческой заступника. Знамение даровано нам, грешным, дабы узреть Божий промысел, в вере укрепить, от греха уныния уберечь.

Вслед за архимандритом стал креститься Долгоруков.

–Да не-е! – недоверчиво протянул Ивашка. – Какой же это игумен, в такой худой рясе… Отощавший, как скелет…

–Не суди по внешности, не познав сути, – нахмурил брови архимандрит…

–Прости, отче, – воевода поднялся из-за стола. – Я простой солдат и многого не понимаю, но мне ясно, что благодетеля нашего сегодня в крепости не найти и со всем нашим уважением не расспросить о замыслах латинских.

–Увы, князь, – архимандрит тоже поднялся со своего места, – чудо явления не находится во власти человеческой и не может быть предсказано, каким образом и когда снизойдёт. Благодать сия есть тайна великая, грешному человеку недоступная…

Долгоруков кивнул, подошёл к Ивашке и потрепал рукой по голове.

–Знамо, что не поладил ты с Голохвастовым. Дабы не рядиться с ним в другой раз, будешь при мне неразлучно, как я обещал. Тогда и трогать тебя зазорно будет. Собирай днесь своё узорочье38 и переселяйся к моей дворне, хватит тебе по подвалам мыкаться!

Ивашка поклонился, не зная, кручиниться ему или радоваться, а Долгоруков повернулся к Иоасафу, моментально потеряв к писарю всякий интерес.