Подлинная царица - стр. 14
В сочельник мы постились до первой звезды. Когда звезда появлялась, нам подавали плотный ужин из пятнадцати блюд, причем непременно из рыбы. На стол под скатерть клали сено, чтобы напомнить трапезующим о скромности помещения, в котором родился Богомладенец. Было заведено, чтобы дети относили рождественский ужин своим друзьям и близким. Все окна в барском особняке были закрыты шторами, но одно окно оставляли открытым, и когда в безмятежном небе появлялась первая звезда, в честь рождения младенца Иисуса окно освещалось. Тотчас в имение гурьбой приходили дети, несшие в руках бумажные фонарики с изображением Христа. Процессия походила на огненный поток. Более красивого зрелища, чем эта вереница ребятишек, я в жизни больше не видела.
Наступал Новый год – событие, радостное для всех. Собравшиеся на террасе селяне поздравляли нас с праздником, бросая нам под ноги пригоршни пшеницы как символ благополучия. Затем мы наблюдали за процессией наших работников, проходивших мимо нас вместе со своими подопечными. Сначала выступали конюхи, которые вели под уздцы лошадей – вычищенных, ухоженных и к тому же украшенных золочеными коронами и множеством лент. Потом шагали скотники вместе с волами, глядевшими на нас серьезными глазами, рога их в честь Нового года были позолочены; овец сопровождали пастухи. Замыкала кортеж птичница, которая шла следом за индюком, утопающим в лентах.
В первый Новый год после революции в имение к нам, как и в прежние годы, пришли селяне. Но на этот раз не было ни процессии работников, сопровождавших животных, ни улыбающихся лиц, ни пригоршней пшеницы. Мы увидели злобно ухмыляющихся крестьян, которые в очень грубой форме заявили, что отныне нам здесь не принадлежит ничего, поскольку хозяева теперь они. Однако нужно отдать нашим людям должное: самых благонамеренных в этой толпе не было. Хозяйничало самое отребье, которое в свою очередь находилось под влиянием подонков городского общества. Я без колебаний заявляю, что движущей силой процесса разрушения России были и до сих пор являются евреи.
После того как снег сходил с полей, дети и молодежь приветствовали песнями приход весны. Взявшись за руки, они устраивали хороводы, сами символизируя весну человечества. Эти песни звучали в Пасху – этот чудный праздник Воскресения Христова и пробуждения природы. В Великий Четверток до самой полуночи в церквах читались Евангелия, все молящиеся держали в руках зажженные свечи. Владения моей мамы находились в гористой местности, и мы могли наблюдать живописное зрелище, когда на Пасху селяне живым потоком двигались к храму. Храм находился на середине склона, и к нему со стороны двух селений поднимались крестные ходы, обозначенные сотнями огоньков.
Для такого ребенка, как я, наделенного богатым воображением, Ревовка была кладезем впечатлений. У нас была своя Белая Дама, трагический призрак, который имел обыкновение бродить по парку и качаться на ветвях липы. Некогда она была возлюбленной одного из моих двоюродных дядей, которую похоронили в парке. Никто не знал в точности о ее судьбе, но рассказывали, что она была прекрасной и несчастной. На могиле ее лежала каменная плита без всякой надписи: бедное создание наложило на себя руки, пытаясь спастись от любви и невыносимой жизни. Но природа оказалась добрее, чем люди: над ее могилой вырос огромный куст диких роз, протягивавший свои ветви к холодным камням и осыпавший их лепестками-слезами, оплакивая всеми забытую, лишенную покаяния душу.