Подглядывающая - стр. 72
А в голове ни одной мысли.
За пальто я не вернулся. Пошел куда глаза глядят. Сначала медленно, привыкая к шагам. Потом — быстрее. Затем — помчался так быстро, как мог. Двойная польза. Во-первых, согрелся. Во-вторых, добрался до фотостудии.
Не знаю, что я надеялся там найти. Может, подсказки?.. Но когда вошел, столько образов посыпалось, будто сель в горах сошел, ей-богу, Эм. Я столько всего вспомнил, что происходило между Ренатой и Стропиловым у всех на виду: их головы, склоненные над одним фото, взгляды, прикосновения, улыбки… Теперь каждый кадр приобрел другой смысл.
А сколько всего я не видел? Ведь по ночам лаборатория пустовала. Я, например, проник туда без проблем. А Стропилов не мальчик, за совращение которого можно попасть в тюрьму. Он взрослый, опытный, талантливый мужик, который, судя по всему, очень хорошо умеет хранить тайны.
Теперь я тоже знал их тайну. Стропилов выдавал снимки Ренаты за свои. Она могла выставлять работы без риска нарваться на скандал и на войну с родителями, а Стропилов получал овации. Все довольны.
Оставалось только вписать в картину меня.
Да запросто!
Они оба держали меня на привязи, чтобы я молчал. Если бы я увидел это фото на выставке случайно, могла бы подняться буря, а так…
А так буря поднялась еще сильнее, потому что, оказалось, они не просто за мной подглядывали, они заставили меня им поверить, подойти слишком близко к Ренате, отравиться ею. Как же я был зол! Эм, не передать! Я перевернул фотомастерскую вверх дном, орал, что все расскажу. Я и в самом деле собирался раскрыть их тайну всем: знакомым, газетчикам, прохожим на улице.
Только о чем я мог рассказать? О том, что меня сфотографировали спящим? Что известный фотограф присваивает снимки никому не известной воспитанницы с ее же ведома? Да кому это могло быть интересно? Я тогда не думал об этом. Мне просто позарез нужно было избавиться от той накипи, что поднялась со дна души.
Кто знает, может, мои слова и упали бы в благодатную почву. Может, кто-то и прислушался бы и все закончилось бы тем единственным фото. Может, тогда моя судьба и свернула бы на другую тропинку.
Но я никому не рассказал.
Не успел.
Меня забрали в «ментовку» за разгром фотомастерской.
Эй блуждает взглядом по моему лицу, делает глубокий медленный вдох.
— Эм, прошлой ночью я почти не спал, у меня язык в узел завязывается от усталости. Пойдем в кровать.
Он поднимается, потягивается. Я иду следом, завороженная и растревоженная его историей. Этим вечером Эй открылся, и мне от этого не по себе. Я привыкла мысленно держать дистанцию, подозревать его. Теперь делать это стало сложнее. Оказалось, Эй может чувствовать.
В его спальне приоткрыто окно, воздух холодный и кристально чистый. Последнее особенно остро чувствуется после сигаретного тумана гостиной.
Мы забираемся под одеяло. Я поворачиваюсь к Эю спиной, он обнимает меня. И мы, прильнувшие друг к другу, засыпаем.
Мне снова снятся дурацкие сны. Эй то спасает меня от бандитов, то вытаскивает из тонущей машины, а затем бросает меня и просто уезжает. Во сне, как и наяву, я не могу понять, как он ко мне относится. Эй умеет быть идеальным. Но также безжалостным, саркастичным и беспринципным.
…Я ощущаю, что плечи укутывает чужое одеяло, и в смятении просыпаюсь.
Я лежу на кровати в спальне Эя, в одной майке, которая едва прикрывает бедра, с взлохмаченными волосами, не заплетенными на ночь. В горле сухо. Свет режет глаза, хотя утро тусклое.