Подглядывающая - стр. 71
И вот я останавливаюсь перед фотографией такого размера, что руками не обхватить. Хотя «останавливаюсь» — слабо сказано. Скорее, спотыкаюсь об увиденное.
Потому что эта фотография — тот самый снимок, который Рената показывала мне на чердаке. Тот самый, который запечатлел меня, спящего, переживающего кошмар во сне.
Тогда, на выставке, у меня тоже было ощущение, что я переживаю кошмар во сне.
Потому что картина реальности, которую я носил в себе, рассыпалась, а вместо нее по кирпичикам выстраивалась другая.
Фотографировала Рената, но автором фото значился Стропилов.
Рената об этом знала. Значит, не кража, а уговор.
В квартире Ренаты не было фото.
Рената не показывала «тайные» фото никому, кроме Стропилова.
Почему?!
Я перевел ошарашенный взгляд на Ренату. Она смотрела мне в глаза спокойно и прямо, заставляя в одиночку переживать потрясение. Разве что чуть сильнее сжала мой локоть — просто рефлекс, никакого сожаления… Открывай глаза, Эм, ты увидела достаточно.
Эй снова прикуривает, уже третью сигарету. Не помню, чтобы он раньше так много курил. Убирает ладонь с моего колена, чтобы на него не падал пепел. Затягивается, прищурив глаза, то ли от дыма, то ли чтобы поглубже заглянуть мне в душу.
Он лежит почти в той же позе, что и до начала истории, но теперь в нем нет и капли покоя. Я чувствую его ноющую боль под ложечкой, душевный надлом, смятение и сожаление. Сейчас Эй кажется мне человечным, ранимым и близким. Мне приходится напомнить себе, что ключевое слово «кажется».
— Конечно, я бы мог попытаться обмануть себя тем, что этот снимок и в самом деле сделал Стропилов на фотоаппарат Ренаты, что именно Стропилов, а не она, прокрался ко мне на рассвете, когда я еще спал. Но есть вещи, которые не требуют доказательств. Это был ее почерк, ее фотографическое видение. Я знал, — Эй тушит сигарету в пепельнице и возвращает ладонь на мое колено.
Я и слова ей не сказал. Перевел взгляд на фотографию и сделал вид, что внимательно ее рассматриваю, хотя ничего не видел, кроме мутных разноцветных клякс, которые вспыхивали и гасли перед глазами.
Я залпом допил шампанское и повел Ренату дальше по залу, мимо фотографий других людей — фальшивых фотографий, «псевдо-тайных». Люди на них в основном притворялись. Или, как говорила Рената, смотрели закрытыми глазами.
Думаешь, Эм, сюрпризы для меня в этот день закончились? Ничего подобного.
В следующем зале я увидел фотографии Ренаты, снятые Стропиловым, да так снятые, что сомнения, был ли роман, сразу развеялись. Ты сейчас думаешь, что, возможно, мне показалось, что она была просто фотогенична, ей нравилось позировать? Не-ет, Эм. Таким взглядом камеру не любят. Таким взглядом любят того, кто за камерой.
Завершив круг почета, я пошел к выходу.
«Останься», — произнесла Рената так, что вместо просьбы прозвучал вызов.
Но у меня тогда запал иссяк, чтобы принимать вызовы. Так что я просто убрал со своего локтя ее руку и вышел на улицу.
Тогда я выкурил первую в своей жизни сигарету — попросил у кого-то на крыльце, даже внимания не обратил у кого. Я видел только черноту вечера, режущий свет фонарей и сигарету, протянутую мне из пустоты. Еще помню, прикуривал от спички. Подсознание — странная штука. Из всего крошева сфотографировало огонек.
Так вот, стою, курю. Даже не кашляю, хотя вроде как должен с непривычки. К последней затяжке предметы вокруг начинают проясняться. Я понимаю, что на дворе январь, а я без пальто, что пальцы замерзли — не разогнуть, и трясет меня, как во время припадка.