Под ярким светом славы - стр. 6

Я скрестила руки на груди. – Я не боюсь.

Джек приподнял подол моей юбки чуть выше колена, и его уши, я не могла не заметить, залились краской. Мербромин и впрямь жёг – невыносимо, – но я не подала виду. Закончив, он забинтовал колено.

– Вот. Как новенькая.

– Спасибо.

– Должен отдать тебе должное. Большинство девушек, что жаждут внимания, так о своей шкурке не заботятся.

– Я не этого хотела! – возмутилась я.

– Нет. Не похожа. Ты и так красивая, это случится и само собой.

Он опустил взгляд, и в груди разлилось странное тепло. Меня никто никогда не называл красивой. Милой – да, симпатичной – конечно. Но красивой – никогда.

– Я танцую, – прошептала я так тихо, что сама еле расслышала. – И петь умею.

– Тогда у тебя всё получится. Я просто знаю.

Раздалась команда «Мотор!», и вспышка света привлекла моё внимание. На этот раз, пока Стелла говорила, я беззвучно повторяла её реплики, представляя себя на её месте. Как бы я интонировала, как держала голову, руки. Я чувствовала каждое слово нутром.

Когда сцена закончилась, Джека уже не было. Я даже не заметила, как он ушёл.

***

Увидев Стеллу в тот день, я не вдруг решила стать актрисой. Я знала, что это моё призвание, с первого шага по голливудской земле. Каждую свободную минуту – а их было мало из-за долгой работы в костюмерной – я тратила на репетиции в своей комнате и походы в кинотеатр. Но именно тогда я решила, что пора действовать.

На следующий день я составила список всех агентств талантов в городе. Каждую субботу я стучалась хотя бы в одно из них, умоляя дать шанс. Никто не соглашался. Даже часами стоя в очередях из таких же горящих глаз девушек, я цеплялась за надежду, как бабочка за лепесток. И каждую неделю они делали всё, чтобы её раздавить.

Но спустя восемь месяцев после той встречи со Стеллой, одно агентство всё же дало мне шанс. Сам агент как раз выходил из кабинета, когда его секретарша пыталась выставить меня за дверь.

– Я умею танцевать! – отчаянно крикнула я ему вслед. – Лучше Джинджер Роджерс! Лучше Энн Миллер!

Он с любопытством оглянулся, поля фетровой шляпы бросали тень на глаза.

– Правда?

– Правда, – расправила я плечи, надеясь, что моё синее платье, сшитое своими руками, произведёт впечатление.

– Откуда ты, малышка?

– Из Миннесоты, – с гордостью ответила я.

– И как девочка из Миннесоты станцует лучше Джинджер Роджерс? – насмешка в его голосе уязвила, но не сломила.

– Моя мать была балериной. Танцевала в Париже до войны. Она научила меня всему.

Он отступил, указав на небольшой участок пола между столом секретарши и стеной. Музыки не было, но она мне и не нужна – ритм был в крови, а слова отскакивали от зубов.

Танец, который я исполнила, был последним, которому меня научила мать. Он был полон жете и пируэтов, подчёркивавших мою атлетичность и грацию. Она заставляла меня повторять его снова и снова, до слёз, до изнеможения. Но сегодня я была благодарна за каждую мучительную репетицию.

Когда я закончила, лоб покрылся испариной, а грудь вздымалась от усилий. Я смотрела на агента, уверенная, что покорила его. Он одобрительно кивнул, и сердце ёкнуло от предвкушения. Всё получилось. Наконец-то.

– Впечатляет. У вас настоящий талант. И голос… – он с почтительным удивлением покачал головой, но потом лицо его стало другим. – Но это лицо…