По следу прадеда - стр. 5

– А здесь война была? – спросил я.

– Бомбили пару раз нашу деревушку, бомбили. Мы-то в погребах попрятались, а вот дома разворотило. Кому крышу пробило, кому стену снесло, а с десяток домов до угольков прогорели. Но дом Василия беда миновала, словно Бог ладонью накрыл.

– Интересно, как прадед жил, – вздохнул я, думая о доме.

– Ну зайди, там всё как было, так и стоит, – разрешила бабушка, – дом, поди, так и числится за Тереньтевым.

– Он его не продал, не отдал? – удивился я.

– Так он же приезжал потом в Луговую, и не раз – тянуло в родные места, – чуть наклонив голову вбок, значительно произнесла баба Маша. – Побродит денёк-другой, переночует, и снова на год-два пропадёт. Это даже когда матери его не стало.

– А не помните, когда он последний раз приезжал?

– Давно, – махнула рукой баба Маша, – не упомню уже. Только непонятно, кто крышу у дома подновил да краску на него потратил. Не ты случаем?

Я покачал головой.

– А до войны он чем занимался? – продолжал я сыпать вопросами. Бабе Маше, похоже, моё внимание льстило. – Когда в армию ушёл?

– Чем занимался? Наверное, как все – в школу ходил, пахал вместе с родителями в огороде да на полях. Он же старше меня был, не видела я его толком. А как в армию уходил – помню, – баба Маша ненадолго замолчала, словно восстанавливала в голове мозаику прошлого, – я уже начальную школу окончила, тридцать восьмой год был, вот тогда его в армию и проводили. Больше семи лет в Луговой не был, а когда вернулся – я такой невестой была, – баба Маша вздохнула, взгляд её затуманился видениями семидесятилетней давности, – а он, гад такой, так на меня и не клюнул, царствие ему небесное.

Я засмеялся, баба Маша улыбнулась щербатым ртом. Мы замолчали. Бабушка съела кусок пирога, а я разделался и с пирогом, и с бутербродами.

Я встал.

– Спасибо за чай, за рассказ, – сказал я, – пойду дом посмотрю.

– Маме спасибо за пирог передай.

– Хорошо, – улыбнулся я, – до свидания, баба Маша.

Я вышел на улицу и зашагал обратно к дому прадеда. Из-за больших огородов улица была широкой, а дома стояли далеко друг от друга.

К незнакомцам здесь не привыкли; все жители, которых я встречал, смотрели с подозрением, а я приветливо здоровался. Были и те, кто уже прознал о цели моего визита – они кивали мне с улыбкой.

Второй раз во двор я зашёл увереннее. Я толкнул дверь – она не поддалась, я толкнул посильнее – послышался протяжный скрип старых несмазанных петель. Я сцепил зубы и передёрнул плечами – звук был неприятным, словно кто-то провёл ногтём по стеклу.

Я переступил порог и притворил дверь. Внутри дома пахло порохом и пеплом, будто здесь сохранился воздух, когда рядом разрывались бомбы. Мне стало не по себе. Я шагал медленно, привыкая к полумраку. Хоть день и был в самом разгаре, сюда свет проникал только через щели между ставень и единственное окно, где ставня слетела с петель.

Я хотел открыть окна, но, вспомнив, что у меня с собой фонарь, решил оставить дом в покое. Луч высветил кухню со старым растрескавшимся столом, чугунным умывальником и навесным шкафом для утвари. Я прошёл по короткому коридору и остановился около дверных проемов. Я заглянул в один – большая комната была пуста. Побелка с потолка и стен осыпалась, покрыв пол вместе с пылью удушающим бело-серым ковром. Зато в другой комнате стояли кровать, стол, шкаф и сундук. Стены когда-то давно обклеили бумажными обоями, которые за годы пожелтели и отстали по углам.