По дороге в книжный - стр. 17

Я ведь, по сути, только мама. Хорошей жены из меня, видимо, не вышло, а профессию повара я никогда не воспринимала как призвание. Просто вчерашняя детдомовка нуждалась в гарантированном куске хлеба, поэтому и окончила кулинарный техникум. Правда, в наше время он уже гордо именовался колледжем… Нет, я никогда не тяготилась работой, но отношусь к ней без фанатизма. Готовлю я хорошо, часто придумываю что-то новенькое, но не горю своим делом, как лучшие кулинары мира. Наверное, стоит стыдиться этого, только мне все равно.

Я не признавалась в этом даже Егору, но меня не оставляет ощущение, будто мое призвание в чем-то другом. Вот только в чем? Изредка у меня рождаются стихи, но я понимаю, что поэзия не станет делом моей жизни, ведь настоящие поэты наверняка пишут не раз в месяц… А другими способностями, не говоря уж о талантах, я обделена.

…Мишка уже висит у отца на шее, и я издали вижу, как светится улыбка Егора. С него сейчас вполне можно нарисовать картину «Отцовское счастье». Я знаю, это неподдельно, почему же он не мог заставить себя остаться с нами ради сына? Это было чересчур для него?

Я вынуждаю себя растянуть губы и киваю. В первый момент мне мерещится, будто Егор порывается поцеловать меня в щеку, но вовремя останавливается и дружелюбно кивает в ответ:

– Какое небо сегодня, а?

Ничего сказать я не успеваю: над нашими головами с ревом пролетает грузовой самолет, едва не задевая крыши. От Щелкова рукой подать до аэродрома Чкаловский, да и монинский ненамного дальше, так что воздушные трассы пролегают практически по улицам нашего города. Мы давно привыкли к этому беспокойному соседству, просто порой приходится делать незапланированные паузы. Я молча смотрю на Егора… И молю: пусть этот самолет зависнет над нами!

– Она сейчас у тебя? – спрашиваю я, когда мы снова можем расслышать друг друга.

Егор пожимает плечами:

– Вообще-то это ее квартира.

– Я помню, она запретила ее продавать…

– Намекаешь, что мама всегда планировала вернуться? – Опустив на землю Мишку, который тут же бросается смотреть на воду, он с подозрением щурится. – Но ведь у нее были там любимый человек, шикарный дом, работа, так что мне казалось: она неплохо устроилась на новом месте.

Здесь Василиса Михайловна была риелтором и за океаном продолжила свою деятельность. Надо отдать ей должное, быстро изучила американские законы, даже язык освоила, хотя в ее возрасте это не так просто. Но вряд ли она гребла деньги лопатой…

Упорно читая мои мысли, Егор возражает:

– Думаешь, маме особо нечего там терять? А как же этот ублюдок Аркадий, который утащил ее на край света?

Он до сих пор не допускает мысли, что это было добровольное решение Василисы? Преданный сын – вот его главная роль.

– Мне ничего не известно об их отношениях, – напоминаю я. – Может, все сложилось не так уж гладко…

– А ты не допускаешь, что мама действительно могла испытать ностальгию, прилив патриотизма, что там еще?

– Ты сам в это не веришь…

Егор сокрушенно вздыхает:

– Не знаю…

Я смотрю на сына и надеюсь, что мой голос звучит равнодушно:

– Значит, она будет жить с вами?

Его глаза насмешливо вспыхивают:

– О! Не ожидал, что ты теперь обращаешься ко мне на «вы»…

Похоже, Егор против того, чтобы я совала нос в ту жизнь, ради которой он отказался от сына. Я не упорствую. Разве на самом деле мне хочется что-то знать об этом? Возможно, дама его сердца и впрямь до сих пор не переехала к нему… Или она замужем? О…