По дороге в книжный - стр. 16
– Пока да. – Голос Егора звучит не слишком весело. – Но это ненадолго… Ты не поверишь, моя непредсказуемая маман опять решилась на крутой вираж судьбы и остается в России.
– С чего вдруг?
– Заявила, что в трудное время должна быть вместе с Родиной.
– То есть она уже вернулась? Больше не полетит туда?
– Как знать!
Я невольно перебиваю:
– А ты считал годы? Я так и знала, что ты тоскуешь по ней.
Помолчав, Егор отвечает удивленно:
– Вообще-то она моя мать… И она не исчадие ада, что бы ты о ней ни думала! Конечно, я скучал по ней. Не то чтобы тосковал! Но у нас ведь не было особых разногласий.
– Кроме одного.
– Серьезно? Какого?
– Меня.
– Разве?
– Только не говори, что забыл ту недельную истерику насчет детдомовки неизвестно какого происхождения, проникшей в вашу интеллигентную семью.
Иногда и мне хватает дыхания на длинные фразы…
Господи, как я боялась ее! Кажется, кроме меня никто не замечал, как смертельно леденели ее небесные глаза, когда она смотрела на меня. А я немела от страха, когда Василиса Михайловна только поворачивалась ко мне! Ее неприятие впивалось в меня иглами, длинными, как у дикобраза, и приближаться не было необходимости… Даже в имени ее – это я слышала явственно! – посвистывают клинки, готовые чиркнуть мне по горлу, если придется. Василиса ведь из тех амазонок, у кого любое оружие так и срастается с рукой, а в детстве она даже занималась фехтованием, имела какой-то разряд. Когда Егор подрос, она и его затащила в этот вид спорта, у него первый юношеский.
– Это было так круто – чувствовать себя мушкетером, – любит вспоминать он.
А вот о том, как в четырнадцать лет сломал зимой руку, просто поскользнувшись на улице, и она утратила былую ловкость, мой муж упомянул лишь однажды. Я не спрашивала, но почти не сомневаюсь: Егору до сих пор стыдно за то, что он так подвел маму…
Опять выдержав паузу, он произносит просительным тоном:
– Лянка, мы можем встретиться? Ты где сейчас?
– На мостике. Рядом с парком Солнечных часов.
– Буду через три минуты.
От своего дома ему действительно не дольше идти быстрым шагом. Заметив, как я прячу телефон, Мишка возмущенно таращит глаза:
– А я?! Ты не дала мне поговорить с папой!
– Папа сейчас придет, – поспешно успокаиваю я. – Увидитесь.
Он подпрыгивает от радости, металлический лист отзывается хорошим летним громом, хотя еще начало мая:
– Ур-ра!
Иногда меня просто выводит из себя то, как Мишка любит своего отца и радуется встречам с ним. Он добрее меня, в его сердечке нет никакой обиды, а вот мне никак не удается очистить свою память от фразы: «Я ухожу от тебя». Она будет звучать вечно…
Даже утки, которых на Клязьме целые стаи, больше не интересуют Мишку. Как заведенный, он вертит головой, боясь пропустить миг, когда вдалеке покажется фигура его отца, чтобы броситься навстречу со всех ног. Я замечаю Егора первой, но прикусываю язык, чтобы малыш не испытал разочарования. И уже в следующую секунду Мишка вскрикивает тоненько и восторженно, как птица, вырвавшаяся из силка:
– Папа!
И бежит прочь от меня…
Никогда не научусь не испытывать боли в этот момент.
Его слегка рыжеватые волосики топорщатся от восторга, который Мишка чувствует каждый раз при встрече с Егором. Радовался бы он так же, если б это я приходила к нему изредка, а не находилась рядом постоянно? Меня до дрожи пугает возможный ответ, способный перечеркнуть и обессмыслить всю мою жизнь.