По дороге в книжный - стр. 15
– Почему она называется бабушкой?
Сын смотрит на меня глазами своего отца, наверное, поэтому меня постоянно тянет поцеловать его. Пока Мишка не уворачивается – у меня еще есть пара лет счастья впереди…
– Тебя интересует происхождение слова?
– Наверное, – озадаченно произносит он.
Я уступаю его возрасту:
– Хочешь понять, откуда взялось это слово?
Мишка кивает с облегчением, такая постановка вопроса ему более понятна. Я подбираю выражения, которые не унизят моего мальчика, ведь ему хочется чувствовать себя наравне со мной, рассуждать о важных вещах – этимология слова лишь повод к куда более важному разговору. И мы оба это понимаем…
– На Руси уважаемую женщину называли «бабой». Знаешь, сейчас это слово произносят с презрением, но так было не всегда. От него и произошла ласковая форма – «бабушка».
«Но, черт возьми, это все не о ней! Не о твоей бабушке», – этого я не произношу, хотя на языке так и вертится.
Мы гуляем по набережной Серафима Саровского в нашем Щелкове, погода сегодня просто чудесная, от недавнего ливня не осталось и следа. Впрочем, прошло уже два дня, и за меньший срок жизнь выворачивается наизнанку, я-то знаю…
Но сейчас не хочется думать о плохом, такое блаженство разлито в солнечном дне. Я люблю наш городской простор, разделенный Клязьмой. У мостика она бурливая, как горная река, и Мишка всегда тянет меня посмотреть на это буйство стихии в миниатюре. Он только что в очередной раз изучил содержимое нутра шемякинской скульптуры «Человек-часы», вприпрыжку пробежал мимо часовни (а я подумала, что давно пора побеседовать с ним о главном), потом пообщался с бронзовой девочкой с хвостиками, которой дедушка показывает солнечные часы: эту композицию «Время» мы никогда не пропускаем.
На этот раз мой сын, похоже, задумался: а где же его дедушка? Похлопал старика по плечу… А следом наверняка вспомнил и о бабушке, которая прилетела вчера. Егор, конечно, встретил ее, и, видимо, все сложилось не так уж плохо, потому что он не позвонил утром с предложением «просто прокатиться».
– К тому же люди прислушивались к лепету младенчиков, – продолжаю я, пока идем к мостику, – а те всегда повторяют похожие слоги: ма-ма, ба-ба.
– Па-па! – радостно добавляет Мишка.
Приходится согласиться:
– Конечно. Вот кто-то в старину и решил: раз чаще всего новорожденный говорит «мама», он зовет ту женщину, которая его родила и кормит молочком. А «баба» – старшая в семье, которая тоже нянчит ребенка на руках, поет ему колыбельные.
– А папа?
В моей сумке начинает тихонько наигрывать телефон; когда я извлекаю его, у меня вырывается:
– Сто лет жить будет!
– Кто? – интересуется Мишка.
– Твой папа. Я отвечу?
Сын радостно кивает несколько раз – для верности. В конце я всегда передаю трубку ему, чтобы Егор мог спросить, как прошел день. Не сомневаюсь, что его это интересует неподдельно. Если б он не ушел от нас, я вообще могла бы поклясться, что мой прекрасный муж еще и лучший отец в мире. Но какой смысл теперь говорить об этом?
– Привет. Жив? – произношу я в трубку и одновременно слежу за тем, как Мишка восторженно разглядывает мелкие пороги Клязьмы. Главное, чтобы не перегибался через перила.