По дорогам Империи - стр. 94
– Ах! – вскрикнула она, схватившись за грудь, когда спрятавшийся под свитером мальчика мрякул ляпнулся к её ногам и, разбрызгивая во все стороны грязь, бросился под лавку, чем-то там громыхнув. – Ох, батюшки! – шарахнулась она в сторону и, не сводя глаз с той самой лавки, под которой укрылся Полкаша, потянулась за кочергой.
– Простите! Извините! Я не хотел вас напугать! Это мой мрякул, ручной. Он не тронет вас, не бойтесь.
– Ох, и бедовый ты парень, как я погляжу, – поставила она своё оружие на место. – Ладно, сымай давай мокрятину свою, а я пока погляжу, чего тебе переодеться выдать.
Калин дотирал пол, когда тётя Люба позвала поесть. Полкан уже вовсю лакал молоко из миски, пристроившись у очага.
Наполнив Калину глубокую плошку вкусно пахнущей похлёбкой до самых краёв, женщина уселась напротив, сложив руки на коленях.
– Сиротка, небось? – спросила она с жалостью в голосе и во взгляде.
Мальчик жевал очень шустро и охотно отвечал с набитым ртом.
– Не. Я к дядьке иду, на обучение, а батька есть и матушка тоже, но у них хватает забот, не до меня там пока. Мелкий родился, а отец болен, так что я сам дойду, не маленький уже.
– Не уж-то обряд уже прошёл? А на вид и не скажешь.
– Не-е, не прошёл, в следующую осень только.
– Не гоже-то в двенадцать годков по ночам шастать, да без старших. Хоть бы кого взрослого с тобой отправили.
– Да мне скоро тринадцать будет.
– Всё равно, не дело это. Сбежал, небось, а мне тут брешет, сидит. Эх, не доведёт вас эта тяга к приключениям до добра. Только до гроба, – покачала она головой, вспомнив что-то своё, печальное, и невзначай поправила чёрную ленту, стягивающую волосы.
– Ты доедай давай, да вон, на сундук ложись, я те там постелила. И смотри, чтобы Полкаша твой окаянный не шалил и к еде не лазал, иначе я его не молоком, а метёлкой угощу, – улыбнувшись, она посмотрела на мрякула, пристроившегося у еле тлеющего очага и, кажется, уже спящего без задних ног.
– Не-е, тёть Люб, он не тронет. Спит он, устал за день, да и без спроса чужого никогда не возьмёт, я приучил.
– Но как же это? Они же ночные твари.
Мальчик пожал плечами:
– Днём ему спать некогда, днём нам идти нужно.
– Любопытная вы парочка. Я бы такого мрякула приветила в хате; вредителей гоняет, не шкодит, послушный, а ласковый-то какой. Жил у меня как-то один, да такой бедовый попался, даже покусал меня раз. На силу прогнала, чуть и вовсе не пришибла. Ох, ладушки, доел? Давай спать ложись. До рассвета ещё далеко, а ты небось притомился с дороги.
Утром за окном всё ещё слышался звук дождя, и в обед шумел, и лишь к самому вечеру небо распогодилось, а к ночи даже прорезались звёзды в рваных облаках.
За день сидения в доме Калин починил дверь, табурет, спинку кровати и ещё много чего. Этот дом давно не видел мужской руки. Приютившая Калина тётка всё ахала и охала на радостях и засыпала мальчика похвалой.
– Калин, может, останетесь с Полкашей у меня, а? Ну, на что тебе этот Николот сдался? Ну, нет же у тебя никакого дядьки там, врёшь ведь. Оставайся, сынок. Хата у меня просторная, да и вон, аж три штуки ещё стоят, хочешь, занимай любую. Хозяина, как такового, у нас тут нет, князь сгинул в походе вместе с большей частью своих воинов. Родни у него нет, пришлый был, а жениться не успел. Император эти земли ему наградой выписал, а он взял да помер вскорости, и снова мы бесхозные. Наместник городской-то присматривает, но без твёрдой руки хозяйской, сам понимаешь, разлад да бардак. Люди тащат всё, что плохо лежит, и бегут туда, где лучше жить, а мне и тут сытно. Хутор-то наш у дороги почти, и путники, бывает, захаживают – всё какая-то прибыль. Хозяйство у меня хорошее, плаксунья есть, хрюньки, сивучей двадцать голов, кроли, да огород. Рук на всё не хватает. А если постояльцы заселяются, так и вовсе не поспеваю. Помощник мне нужен справный, такой вот, как ты, да и паренёк ты хороший, добрый, по сердцу мне пришёлся. Так что оставайся, жить в достатке будешь, в тепле и сытости.