По дорогам Империи - стр. 68
Вдруг глухо хрустнуло, и вепрь как с горки скатился вниз. Грохнувшись задом о землю, перевернулся на спину и закружил волчком, визжа ещё громче и богато орошая зелёную траву бурыми брызгами. Кусок его бивня остался торчать в скале, а из места слома под самым пятаком, фонтаном хлестала кровь. Секач кувыркался и оглушительно визжал от боли, а бабка уже во всё горло верещала свою молитву. От такой какофонии у мальчика уши свело в трубочку. Совсем скоро хрипели и сипели оба: и бабка, и кабан. Первая – от усталости, а второй от кровопотери. Успокоился первым, а затем и упокоился кабан. Старуха же, перейдя на сиплый шёпот заядлого спившегося бомжа, благодарила Богов за спасение и обещала им богатые жертвоприношения, как только доберётся до Храма. Дождавшись, когда жестокая агония прекратится, Калин лихо съехал вниз уже с ножом наизготовку, а Взора, упёршись в выступы ногами и спиной, попыталась вынуть бивень, дёргая его и раскачивая в расщелине.
Калин обошёл вокруг бездыханного тела на почтительном расстоянии, подобрал бабкин посох, оброненный в панике, и пару раз тыкнул им в вепря. Реакции ноль – животное сдохло.
Ещё раз глянув на бабку, усердно дёргающую клык из камня, Калин негромко сказал:
– И сдался он тебе. Да брось, не видишь, что намертво засел.
– Эдакий ты вумный, – заскрипела Взора охрипшим голосом. – «Брось!» Нормальные люди таким сокровищем не разбрасываются. Не уж-то не знаешь, какова цена ему на торге? Вепрятина сама по себе вообще крайне редкая добыча, и мясо это довольно дорого, зубы и шкура ещё дороже, а бивни так и вовсе золотой монете равные! Убить этого зверя очень сложно потому, что кожа прочная да игольчатая. При ударе от них всё отскакивает, что от застывшего варева из прыгучей лозы, но есть слабое место у вепря – бивни. Они крепче шкуры, но, если удастся обломить, то зверь изойдёт кровью и очень быстро издохнет, потому что жила жизни у них именно в бивнях запрятана, а шкуру ты можешь попортить ему не раз и не два, но не убить, а лишь разозлить ещё больше.
Сокровище своё Взора всё же выдернула из камня и с охами, ахами и матерной бранью спустилась на землю.
Второй зуб она тоже попыталась сломить: и клюкой своей с размаху колотила, и даже прыгала, взобравшись на бивень с ногами и держась за плечи Калина. Тщетно. Прочная кость поддаваться и не собиралась, а люди потратили своё время впустую. Тогда, раздосадованная, она велела бросить тушу и поскорее убраться подальше, пока не пожаловали на шум родственнички или кто-нибудь ещё страшнее. Но Калин просто не смог уйти с пустыми руками, особенно, после бабкиного просвещения о ценности их добычи – жаба не дала. Под заковыристые выражения и угрозы старухи он наскоро расчленил хрюшку и, закрутив в широкие листья, впихнул самые хорошие куски мяса в свой мешок, срезал пару широких полос игольчатой шкуры, а остальное оставил на поживу лесным жителям.
Нагруженный, как ишак, Калин двинулся в путь.
Очень жалко было покидать это место, довольно удобное для ночлега, но оставаться тут действительно стало опасно. Сумерки опускались на лес, близилась ночь, а более или менее годного ночлега им не попадалось. В итоге Калин просто остановился и твёрдо заявил своей неутомимой спутнице, что идти дальше он не намерен.