Пленники раздора - стр. 28
Старуха упёрла руки в боки и осведомилась:
– Ты где тут бабульку унюхал, а, образина? Волк он. То-то я гляжу, ошейник на тебе собачий. Будку-то сколотили уже? Али на подстилке в углу спишь?
Лесана стиснула оборотня за плечо, чтоб удержать, ежели от злости рассудком помутится да кинется на сварливую каргу. Но этот гордец опять удивил, расхохотался.
– Экая ты, старушонка, злоязыкая! Поди, в молодости красавицей была?
Нурлиса опешила и недоверчиво спросила:
– Чего это красавицей?
– А красивые девки всегда злые да заносчивые, потому к старости такими вот сварливыми делаются. – Оборотень повернулся к Лесане и сказал: – Смотри, оглянуться не успеешь, такой же станешь.
Обережница раскрыла рот, осадить его, но не нашлась, что сказать. А Нурлиса сквозь смешок проскрипела:
– Лесанка, а он ведь тебя только что красавицей назвал. Ну и хлыщ! Ладно, дам тебе порты. За то, что языкастый такой.
Лют опять рассмеялся.
– Что ж только порты-то?
– На рубаху не наболтал, – отрезала бабка. – Вот дров наколешь, будет тебе и смена. А пока свою ветошь прополощешь да взденешь. Ничего, крепкая ещё. И иди, иди отседова, псиной воняешь!
Сунув в руки Люту порты и свежие обмотки, карга вытолкала его в три шеи. Но за шаг до двери удержала Лесану и шепнула:
– Правду ты сказала: эх, и треплив…
Из уст Нурлисы это прозвучало как похвала.
В раздевальне никого, по счастью, не оказалось. Лют тут же стянул через голову рубаху, взялся разуваться, а девушка глядела на болтающийся на его шее науз. Да уж… как нарочно кто-то удумал на волка ошейник нацепить. Сняли, видать, на псарне с какой-то собаки. Затянули не туго, но железную скобу для шлеи оставили, то ли не заметив, то ли наоборот, с намёком. Для острастки.
Казалось бы, Люту, с его-то непомерной гордыней, да при таком «украшении» держаться надо надменно и заносчиво, чтоб хоть попытаться сохранить остатки достоинства. Но пленник был беспечен и будто не злился на своё унижение и обережников.
– Ты со мной и в мыльню пойдёшь? – Волколак ухмыльнулся, распутывая завязки портов. – Я даже мечтать не смел.
Обережница смерила его угрюмым взглядом.
– У тебя четверть оборота.
Он пожал плечами. Девушка вышла.
Заглянув по прошествии условленного времени в раздевальню, Лесана пленника не увидела и, выругавшись про себя, шагнула в душную помывочную залу. Лют дрых на скамье, уткнувшись лицом в скрещённые руки. Только патлы мокрые до пола свисали. Вот же! Ну будет тебе… Обережница неслышно прокралась к лохани с холодной водой, подхватила её и с размаху окатила оборотня. Ох, как он подпрыгнул! Будто не колодезной обдали, а крутым кипятком. Любо-дорого поглядеть.
– Тьфу! Вот ведь злобная девка! – ругался Лют, отфыркиваясь. – Вот есть же ведьмы!
– Одевайся. Быстро. Иначе сведу не в каморку, а обратно в каземат. И на цепь там посажу.
– Да иду я, иду! Заноза!
Волколак похромал следом. В раздевальне Лесана села в сторонке, давая ему одеться. Он неторопливо обтёрся, вздел порты, повязал чистые обмотки, обулся, простиранную отжатую рубаху закинул на плечо.
– Веди, чего расселась? – сказал он, будто обережница должна была сие же мгновение броситься к выходу.
– Шагай. Разговорчивый больно.
Лесана в душе истово досадовала, что Хранители обделили её острым языком. Обидно, что последнее слово всегда оставалось за этим треплом, а она словно щелбан очередной получала. И даже ежели взгреть наглеца, никакого облегчения не получишь. Да и он сразу поймёт, сколь сильно её ранят едкие речи.